— От кого?
На мгновение она как будто окаменела, потом слабо улыбнулась.
— Едва ли это приятно слышать.
Пэйджит пожал плечами:
— Последние два месяца начисто вышибли из меня всякую романтику.
Мария смотрела в сторону.
— Настолько, что ты забыл наш последний уик-энд?
— Ты все прекрасно понимаешь, — сказал он после продолжительной паузы.
Она придвинулась к нему:
— Горькая правда в том, Крис, что в тот уик-энд мы забыли о многом.
Он скрестил руки на груди:
— Почему ты решила сообщить мне свою новость сегодня ночью? Именно сегодня ночью?
— Потому что раньше или позже я должна была сказать тебе это. — Мария помолчала. — Думаю, потом ты поймешь, почему ты должен был узнать это сейчас.
— Зачем интриговать меня?
Она расправила плечи:
— Затем, что это моя тайна.
Пэйджит пристально посмотрел на нее:
— Ты, должно быть, шутишь?
— Нет, — решительно отрезала она. — И не забывай: я — католичка.
И, хотя Пэйджит был озадачен и сконфужен, он едва не рассмеялся:
— Ты все твердила мне, что хочешь избавиться от «пут» — родителей, церкви, мужа-троглодита, который требовал, чтобы ты нарожала детей и «дома использовала свое образование». И у меня совершенно не укладывается в голове, что ты можешь руководствоваться глубоким религиозным чувством. Или, может быть, в то воскресенье, когда мы занимались любовью, тебе явился ангел, который потребовал тебя к мессе?
Мария нахмурилась:
— Ты всегда был очень умным. Но я действительно католичка, к счастью или нет. Оценить те или иные обстоятельства можно, лишь попав в них. Мне кажется, есть тысяча вещей, которые ты не в состоянии понять.
Пэйджит поймал себя на том, что смотрит мимо нее.
— Мария Карелли, — прошептал он. — «Христова невеста».
Вновь обратился к ней взглядом. На ее лице было лишь настороженное внимание.
— Не взыщи, что не готов к такому обороту дел.
В темноте фигура Марии казалась жалкой и ссутулившейся. Пэйджит хотел спросить, как она себя чувствует, но она снова выпрямилась и сухо заявила:
— В данный момент едва ли имеет значение то, что ты думаешь.
В этих словах была окончательность и необратимость случившегося, они переводили его в иную реальность: у этой женщины, и ни у какой другой, будет его ребенок. Оба молчали, и он непроизвольно осматривал ее, ища изменения, которых еще не могло быть.
— Ты устала? — наконец спросил он.
Она опустила взгляд:
— Немного. Не смертельно.
— Может быть, тебе присесть?
Сели на скамью у бассейна, над самой водой, в нескольких футах друг от друга. Еще чувствительнее показался холод ночи.
— Что ты хочешь от меня?
Ее лицо в профиль — она улыбалась черной воде.
— Свадьбы, конечно. Домик на ранчо, где-нибудь на Потомаке.
Он молча ждал, пока ее улыбка не погасла.
— Ничего, — выдохнула она. — Просто хотела, чтобы ты знал. Чтобы в будущем ты сделал все, что нужно.
— В будущем? — повторил он. — Из твоей логики следует: время ты выбрала совсем не случайно.
— Думай, как хочешь. — Мария не отрывала взгляда от воды. — Это зависит от того, какое значение ты придаешь тем или иным вещам. Единственное, в чем я уверена: у меня скоро будет ребенок.
Пэйджит прищурился.
— И в том, — добавил он, — что завтра ты даешь показания в сенате.
— Разумеется. — Она по-прежнему не смотрела на него. — Не думаю, что в этом своеобразном мужском клубе дают освобождение матерям-одиночкам.
Пэйджит осознал вдруг, что прямо перед ними, где-то там, вдали, скрытый ночной мглой и безлистными деревьями, Белый дом.
— Тогда нам лучше идти.
Мария повернулась к нему, всматриваясь в его лицо.
— Да, — ответила она. — Нам лучше идти.
Ее «фольксваген» был припаркован в тени полукольца деревьев. Пэйджит провожал ее до машины, держа руки в карманах. Потом наблюдал, как она открывает дверцу.
Скользнув на сиденье, она взглянула на него снизу вверх:
— Ночь впереди еще долгая. Для меня, по крайней мере.
Он смотрел на задние огни ее машины, пока они не исчезли.
На следующее утро в зале заседаний Мария выглядела как обычно, будто ничего не произошло.
Оставив своего законника, она прошла к Пэйджиту в конец зала. То, как она держалась, свидетельствовало о самообладании и ясности духа. Пэйджит был уверен: никто, кроме него, не заметил следов бессонной ночи у нее под глазами. Репортеры и фотографы занимали позиции, сенаторы и их штат толпились у деревянной скамьи на возвышении, никто не обратил внимания на Пэйджита и Марию.
