– Комэск, значит?
– Выходит, так, – старшина больше не козырял.
– Из армии по ранению ушли?
– Никак нет.
– А в чем причина? Образование подвело?
– И это тоже, – Пилипенко нахмурился и сухими невидящими глазами посмотрел на лейтенанта. – Много причин было, товарищ командир. Много. Разрешите быть свободным? – Пилипенко снова откозырял.
– Идите, старшина, только… – Титоренко на секунду замолчал, потом вяло махнул рукой и сказал: – Только постарайтесь без самодеятельности.
– Ах, вон вы о чем! – старшина улыбнулся. – Коня жалко, сутки в упряжке.
– Надеюсь, вам лекция о воинской дисциплине ни к чему, старшина?
– Так точно, ни к чему. Больше не повторится! Разрешите идти?
– Идите.
Лейтенант вышел из сарая первым, но сразу обернулся и сказал:
– Раз вы до работы охочи, то заодно с Митрофанычем договоритесь. Надо повозку музейную разгрузить, вещи проверить и рассортировать, а там видно будет, что с ними делать. Ясно?
– Так точно.
– Тогда идите. Митрофаныч в доме у хозяина, – добавил он и пошел к воротам.
У ворот лейтенант остановился и выглянул в щель между створками наружу. Узкая дорога была пустынна. Лейтенант вышел за ворота и присел на потемневший от времени пень.
Когда Титоренко возвратился во двор, музейную повозку уже разгрузили. У аккуратно разложенных в тени забора экспонатов сгрудились бойцы, а Митрофаныч рассказывал о судьбе разложенных перед ним на брезенте предметов. Лейтенант присоединился к слушателям, с интересом разглядывая экспонаты музея. Его заинтересовали две небольшие старинные пушки, вернее, стволы орудий, уложенные по краям расстеленного на траве брезента. Он присел на корточки рядом и попытался прочесть почти стертую временем выпуклую надпись чуть выше запального отверстия левой пушки.
– Ну как, товарищ лейтенант, нравится? – спросил Митрофаныч.
– Да ничего пушечка. Прямо как дивизионная грабинская, – Титоренко поднялся в рост. – Вот только ствол коротковат, да если бы еще стреляла, да лафет бы еще… – Титоренко с сожалением хмыкнул.
– А почему вы считаете, что она уже отстрелялась? – Митрофаныч засмеялся: – Заряжай – и бей по немцам.
– Чем заряжай? – Титоренко вопросительно посмотрел на Митрофаныча.
– Насколько я понимаю, пушки заряжают порохом, – услышал лейтенант голос лесника у себя за спиной, – черным порохом, – уточнил Кузьмич и добавил: – Такой порох сейчас у каждого охотника сыщется.
Лейтенант обернулся и, желая смягчить свои слова, опять улыбнулся:
– Вот еще один артиллерист отыскался. А почему бы не бездымным?
– Ствол разорвет, – флегматично ответил лесник.
– Когда эти пушки отливали, – вмешался Митрофаныч, – то бездымным порохом еще и не пахло.
– А снаряды? – лейтенант заинтересованно уставился на приятелей. – Ядра где возьмете?
– Ядра есть. Целых три. Только кого сейчас ими напугаешь, – Митрофаныч продолжал улыбаться. – Вот если картечью, – и он пнул ногой холщовый мешочек, лежащий в стороне от экспонатов.
– Картечь, что ли? – удивился лейтенант.
– Пломбы, – Митрофаныч стал развязывать мешочек, – свинцовые пломбы. Мы такими помещения и склады пломбируем, – уточнил он. – Чем не картечь?
– Вы что, серьезно? Вы этими железяками с немцем воевать надумали? – Титоренко искренне расхохотался.
– Как будто вы, товарищ лейтенант, деревяшками с немцами воюете, – сказал Митрофаныч. – Лучше дайте нам в помощники старшину, – он кивнул в сторону Пилипенко.
Еще не успокоившись от смеха, лейтенант повернулся к старшине и спросил:
– Поможешь?
– Почему же не помочь. Я с этим очень даже знаком. В Гражданскую мы с партизанами из рассверленных дубовых колод по белым стреляли, только это от скудости было. А у вас запасного оружия на роту военного времени наберется.
– Ну и как, подходяще колоды били? – опять расхохотался лейтенант.
– А вы не смейтесь, товарищ командир, – Пилипенко наклонился и взял из холщового мешочка пригоршню пломб. – Сколько, вы думаете, здесь пуль? Не знаете? А я вам скажу. Это полноценный залп стрелкового взвода. Между прочим, в пушку можно гораздо больше зарядить.
– А почему колоды не разрывало? Не сочиняешь, старшина? – Титоренко вздрагивал от приступов смеха. – Тоже дымный порох применяли?
