Обер-лейтенант Эрвин Буш, второй пилот «Шторьха», с трудом выбрался из кабины. Размазывая по разбитому лицу кровь, он освободился от парашюта, достал пистолет и, оглядываясь на двух бегущих к самолету красноармейцев, кинулся в чащу леса.
Согласно инструкции по работе с секретными документами он должен был немедленно уничтожить секретную почту и лишь потом принимать меры к собственному спасению. Но ему явно не хватало времени ни на первое, ни на второе – его догоняли. Не целясь, пытаясь отпугнуть, он дважды выстрелил в сторону преследователей и с удивлением отметил, что один из них упал. Второй в прыжке достал его и выбил из руки вальтер. Захватив сгибом локтя шею немца, он свалил его на землю. Обер-лейтенант, пытаясь ослабить захват, хрипел:
– Их верде мих зо ви зо нихт эргебен! [2] – Кровь заливала ему глаза, но он продолжал сопротивляться. – Шайскерль! Зо айнфах кригст ду мих нихт! [3]
В этот момент, тяжело дыша и прихрамывая, подбежал раненый красноармеец и прикладом автомата с ходу ударил немца по голове. Обер-лейтенант обмяк и без звука сунулся в траву.
Капитан Ракитин, вытряхивая на расстеленную у лесного шалаша плащ-палатку содержимое полевой сумки захваченного обер-лейтенанта, укоризненно покачал головой:
– Вы бы полегче, ребята! – он повернулся к стоявшим перед ним двум сержантам. – Разве можно арийца так по кумполу бить?! Неровен час, отлетит его душа к немецкому богу, а он нам живым нужен. Эх, Резунов, Резунов!
Тот, кого назвали Резуновым, смущенно произнес:
– Дак стрелял же, товарищ капитан. Ногу вон, гад, прострелил, – сержант осторожно прикоснулся к левой окровавленной штанине.
Между тем капитан, подняв с плащ-палатки толстый, с сургучными печатями, пакет, присвистнул:
– Вот это номер!
Лежащий рядом на траве немец зашевелился, приподнялся на локтях, сначала с недоумением посмотрел на русского командира и, увидев пакет в руках капитана, затрясся от неподдельного ужаса.
– О, майн готт! [4] – мучительно простонал он и рухнул на траву, забившись в истерических конвульсиях.
Резунов, отпрянув от немца, повернулся к стоящему рядом сержанту:
– Слышь, Васин, может, связать его?
– Зачем? – флегматично ответил тот. – Пусть подрыгается, – Васин усмехнулся. – Пусть. Ему еще не так дрыгаться придется.
Капитан Ракитин, не обращая внимания на происходящее, вскрыл пакет и стал торопливо просматривать его содержимое. По мере того, как он, беззвучно шевеля губами, с видимым трудом преодолевал немецкий текст на вынутой из пакета карте и нескольких приложенных к ней документах, движения его становились все суетливее, а в глазах появилось шальное выражение. Просмотрев бумаги, капитан сдвинул фуражку на затылок и восторженно посмотрел на сержантов, едва справляясь с волнением и потрясая перед ними пачкой вынутых из пакета бумаг.
– Знаете, что это?! – Сделав ударение на слове «что», он закрыл глаза и покрутил головой от одному ему понятного удовольствия.
Васин и Резунов, переводя взгляды с капитана на катающегося по траве в истерике немца, с опаской отодвинулись от них еще на пару шагов. Наконец, спохватившись, капитан заставил себя успокоиться. Он сунул бумаги в пакет и положил его в полевую сумку.
– Значит так, – капитан ткнул пальцем в сторону Резунова, – мухой к радистам! Тащи их обоих сюда, – и капитан указал на шалаш.
– Ты, – ткнул он пальцем в грудь подошедшего Васина, – галопом к самолету, да захвати с собой старшину… Он хороший технарь, в БАО [5] служил. Посмотришь, можно ли самолет запустить. Пусть старшина кого надо с собой возьмет. Только не тяните резину, времени в обрез, – Ракитин энергично, словно подгоняя, махнул рукой: – Давайте. Живо!
Через несколько минут вокруг лесного шалаша, второй день служившего местом ночлега командира и помещением штаба выходящей из окружения группы капитана Ракитина, обстановка заметно оживилась. Радист колдовал над аппаратурой, а сам капитан и собравшиеся вокруг него командиры взводов склонились над извлеченной из немецкого пакета оперативной картой. Сержант Резунов, пристроив поудобнее раненую ногу, сидел рядом на пеньке с карандашом и толстым блокнотом в коленкоровом переплете.
