– Главнокомандующему ВСЮР… так… агентурные данные подтверждают поступление в большевистский ЧК сведений о посольстве генерала Гришина-Алмазова к адмиралу Колчаку. Возможность утечки указанных сведений от лица, хорошо осведомленного о маршруте посольства и его целях, приходится признать вероятной… То есть, – Зетлинг поднял глаза от бумаги и вопросительно взглянул на генерала, – вы знали об утечке данных? Почему же не был изменен маршрут посольства?
– Эту бумагу я получил через трое суток после гибели генерала Алмазова, почти одновременно со статьями в большевистских газетах. К несчастью, разведывательная служба у нас поставлена из рук вон плохо. Сегодняшнее покушение на меня – тому очередное свидетельство, – генерал тяжело вздохнул. – Господин ротмистр, благодарю вас за проделанный путь и за то, что доставили Глебова в сохранности. Ваши соображения будут приняты к сведению. Сейчас же прошу вас дождаться Дмитрия Родионовича. Я полагаю, у него будет что вам сказать, – генерал бросил многозначительный взгляд на недоумевающего Зетлинга. – Мы не заставим вас долго ждать.
Минин браво отдал честь, тряхнув копной русых волос, и вышел.
– Дмитрий Родионович, вы осознаете, насколько щекотливо это дело? Я прошу вас разобраться в нем. Особенно важно, чтобы вы не останавливались исключительно на вероятной измене Глебова. Возможны и другие, не известные нам подробности этого дела. Вашу задачу облегчит тот факт, что посольство готовилось в строжайшей секретности. Подготовку возглавлял полковник Вершинский, и в курсе дела, помимо него, был очень узкий круг лиц. Полковник уже предупрежден о вашей задаче, потому от него вы получите необходимое содействие, в том числе и финансовое. Я совершенно развязываю вам руки, но все ж не действуйте опрометчиво, взвешивайте свои шаги.
Зетлинг покраснел.
– Антон Иванович, я не следователь. Я полагаю, что есть люди, которые справились бы с вашим поручением несравненно лучше меня… Я…
– Не стоит. Я принял решение. Это приказ. Дело настолько щепетильное, что мы не можем рисковать. Разведка наша крайне слаба и, насколько мне известно, переполнена доносчиками и агентами всех мастей. Мне же нужен быстрый и верный результат. Нельзя позволить, чтобы измена жила в самом сердце армии. Я должен быть уверен в своих подчиненных, я обязан доверять им. Но после происшедшего я себе этого позволить не могу, потому вы должны скорейшим образом взяться за дело. К тому же вы обладаете опытом вращения в обществе. Я признателен за вашу работу в Петрограде и именно на основании тех достижений доверяю вам столь ответственное предприятие. Так что прошу сосредоточиться на расследовании. Располагайте всеми имеющимися средствами и докладывайте мне о результатах.
Прощаясь, Зетлинг в двух словах доложил Деникину о боях в Донецком бассейне и был отблагодарен крепким рукопожатием. В коридоре его дожидался Минин. Ротмистр выглядел раздраженным и обеспокоенным.
– Благодарю, что дождались, – Зетлинг взял Минина под руку. – Предлагаю прогуляться. В здании душно, а весна в этом году выдалась на славу. Дело, с которым вы прибыли, имеет огромное значение. Речь идет уже не о погибшем посольстве или письме Деникина, но о возможной измене в самом сердце Добровольческой армии. Расследованием займусь я и прошу вас оказать мне в этом посильную помощь. Я полагаю, вы смогли бы задержаться в Новочеркасске на несколько дней?
– Для этого необходимо уладить формальности.
– Это нетрудно. Ваши соображения относительно Глебова мне показались весомыми. Но вот вопрос: как у вас, человека, не замешанного в интригах штабной жизни, могли родиться подобные подозрения? Вы что-то недоговариваете…
– Я, по-видимому, произвожу на вас впечатление безудержного рубаки с тяжелой рукой и пустой головой? – Минин усмехнулся и сжал локоть Зетлинга так, что тот чуть было не вскрикнул от боли. – Впрочем, возможно, мы познакомимся ближе, со временем. Мое мнение таково, что Глебов причастен к измене. Он вызывает у меня отторжение, в нем, наконец, есть что-то неприятное и отталкивающее. Когда встретитесь с ним, поймете. Но коли уж вы назначены следователем по этому делу, то вам виднее… О, трактир! Не желаете отобедать?
