- Передам, - кивнул гонец и вышел.
Батпак жестом остановил собиравшегося выйти следом следопыта и, сунув руку в казан, вытащил берцовую кость, обильно обросшую мясом, и молча, протянул Газарчи. Тот её принял. Так положено. Гость, какой бы ни был, никогда не должен покидать дом хозяина без подарка – саркыт, гостинец на дорогу, чтобы было чем подкрепиться в пути.
Выйдя из юрты, следопыт глубоко вдохнул свежий воздух степи. После удушливого и спертого воздуха юрты, он казался просто благоуханием. Остро пахло свежей полынью смоченной утренней росой, пахло душицей и отошедшей за ночь от палящего солнца травой. Пахло речкой, протекающей неподалеку от стойбища, пахло свежим конским навозом, который органично вплетался в симфонии запаха степи. Пахло свободой и бескрайней степью от горизонта до горизонта. Конечно, можно было бросить все и всех, и, взяв коня, умчаться, куда глаза глядят. Ищи ветра в поле. Но следопыт совершенно не мог представить что ему делать с этой свободой? Как распорядится? Он смутно помнил, что у него была цель, и цель его находилась где-то здесь, среди степного народа. И надеялся, что вспомнив, кто он и какая у него цель, он обретет смысл своего существования. А пока оставалось ждать, и молится, чтобы память вернулась.
Гонец стоял около гнедой кобылы и нервно постукивал камчой по голенищу сапога. Словно собаку к ноге подзывает, подумал Газарчи, и опять поймал себя на мысли, что точно знает, как выглядят собаки. Причем разные собаки. Есть большие как новорожденный теленок, есть мелкие, чуть больше крысы. И называются эти виды по-разному, вернее не виды, семейство у них одно - псовые. Породы. Опять я что-то вспомнил! Нечто незначительное, и в нынешней жизни ненужное, но может когда пригодится.
- Шевелись, поторапливайся, - недовольно проворчал гонец, держа под уздцы свою кобылу, к луке седла которой была привязана за уздечку вторая лошадь, для следопыта.
- Байрам ждет до полудня.
Следопыт пропустил его замечание мимо ушей. Словно не к нему гонец обращался. А спокойно и не торопясь подтянул подпругу у лошади, поправил потник под седлом, проверил длину стремян. И лишь подогнав все по своему усмотрению, легко взлетел в седло и, стукнув лошадь пятками в бока, поскакал в известном направлении.
***
Луноликий Байрам с лицом плоским и широким как великая степь, на котором одним небольшим холмиком выделялся нос, а вторым подбородок, выглядывающий из жирных складок на шее, был мрачнее непроглядной ночи. А узкие глаза просто превратились в тонкие щелки, из которых он бросал на этот мир взгляды полные ненависти. Когда у тебя угоняют скот всегда неприятно. Но особенно неприятно, когда это делает враг, который сильнее и богаче тебя. И вдвойне неприятнее, что до недавнего времени ты этого человека врагом не считал. А наоборот, покровителем и благодетелем, добрым расположением которого старался всячески заручиться. Вот и саблю из Бухары всю в серебре и небесных камнях преподнес в дар. Сабля была цены не малой. Двадцать хороших жеребцов за неё отдать - сущий пустяк. Правда, Байраму она досталась даром. Следопыт нашел в степи останки задранного волками хириджита. То, что волки задрали, вопросов даже не возникало. Никакой грабитель дорогое оружие валяться на земле бы не оставил. Шлем с позолотой и щит с изысканным витиеватым узором персидской работы Байрам оставил себе. А саблю? Саблей махать Байрам не привык. У него достаточно было своих нукеров. Но число их было значительно меньше, чем у бека. Тому только свистнуть, и сбегутся ватагой все мужчины рода, камчами исполосуют на клочки неугодного.
Но что делать? Проглотить обиду? Сделать вид, что ничего не произошло? Так ведь тогда Аблай его совсем съест. Не он, так другие. Почувствуют, что Байрам слабый стал. Разорят. Пустят по ветру все, что наживали веками его предки. Позор. Но идти прямо против могущественного Аблая, значит только ускорить неизбежную развязку. Поэтому надо быть очень осторожным и хитрым. Узнать исподволь о планах врага, выведать, куда увели табун. И так же тихо барымта (украсть темной ночью).
