И рассказываю историю посещения этого городка прошлым летом: основатели Ингрид и Роберт, три шведские девушки, одна датчанка, один англоговорящий сосед, две девушки-волнтера из Венесуэлы, одна из Испании, один швед, трое нас (Юля, Жора и я) и еще прикольная Аста!
- Прикольная?
- Аста, - говорю я, - милая псина!
- Что такое пермакультура? - спрашивает Лена.
- Такая организация пространства, - поясняю я, - основу которой составляют экологически целесообразные модели жизни.
- И твоя модель совершенствования жизни пришлась им по вкусу?
- В полной мере! Мы с Биллом Моллисоном легко нашли общий язык. Говоря коротко, пермакультура - такой способ жизни, когда люди сливаются с природой, получая от нее щедрые дары в ответ на нежную заботу о ней.
Словом, наша Ойкумена наконец-то пустила корни...
- Снова без Тины? - спрашивает Лена.
- Тина уже жила с нами... Правда, пока лишь в мечтах...
Иногда Юля просто восхищала меня: ее смелость и непредсказуемость... Однажды, я уже готов был проститься...
- Я с тобой!..
Я недоумевал: зачем она надевает плащ? Ночь на дворе! Ах, да! Мы же договорились! Что теперь, с того момента, когда мне пришлось самому выбираться из Валетты, когда меня едва не прихлопнули (спасибо Тине, по сути, спасшей тогда меня!), и я сожалел, что ее не было рядом (я сказал это просто так, шутки ради), мы тогда договорились, что она меня теперь одного никуда не отпустит.
- Я только губы подкрашу, - говорит Юля.
- Конечно-конечно...
Я думаю, как же мне удрать одному, и ловлю себя на мысли, что впервые должен прибегнуть к обману. Вполне может быть, что через какой-то час-полтора в меня снова будут стрелять. И я не могу позволить себе подвергать и ее жизнь опасности.
- Я жду тебя в машине, - говорю я, - захвати сигареты...
- Угу...
Ночь такая, что даже съежилась от холода. Мой «мерседес» срывается с места как угорелый, но за углом я резко торможу и, выйдя из машины, возвращаюсь, чтобы выглядывать из-за угла дома: я должен убедиться, что она вернется в номер и тут же позвонит мне. Зная ее, я только на это и рассчитываю. Расчет точен. Когда она звонит, я произношу одно только слово: «Прости». И выключаю телефон. Я найду потом нужные слова для объяснения. Никаких оправданий...
Еще три дня тому назад мне казалось, что все уже позади, что преследователи потеряли наш след, и теперь можно пожить какое-то время без оглядки. Юля даже пошутила на этот счет:
- Ты мастер заметать следы.
Я бы согласился и с этим ее утверждением, как и со многими другими («ты знаешь, чего хочешь», «я не всегда понимаю, когда ты шутишь», наконец: «ты у меня большая умница!»), но я не могу не признать, что главная опасность еще впереди. Я знал это и сто лет назад и все же надеялся...
На что, собственно?!
Терять - вот ведь что страшно!
Чтобы не потерять ее, я набираю номер.
- Привет, - ее голос взволнован, - зачем ты отключил телефон?
- Я целую... Ваши... руки, - медленно, разделяя затяжными паузами слова, диктую я своему мобильнику, - завидуя... тому, кто... целует... все то, чего... не целую... я.
И жду. Тишина. Даже шуршания шин не слышно. Тишина длится как раз вот до этого баннера над головой, на котором я успеваю прочесть одно только слово: «Pardon...». Значит, никакой это не Гудзон, думаю я, и вдруг слышу:
- Так целуй!.. Целуй же!.. Ты где?..
Как можно такое терять?
- Кажется, это Авиньон, - говорю я.
Вот что меня вполне в ней устраивает: она ни разу не заикнулась о браке! Видимо, зная, что я не терплю заик.
- Нет, это не Авиньон - Амбуаз! Я же еду к Леонардо да Винчи!!!
Проходит неделя. Я вхожу и спрашиваю Юлю:
- Нет, ты можешь мне, наконец, сказать, за что ты меня так любишь?
- Не волнуйся ты так, - говорит Юля, - только за то, что ты - это ты.
- Но так ведь можно любить и...
- Конечно!..
- Было не до Тины? - спрашивает Лена.
- Было не до Тины, - говорю я.
