Теперь жизнь в Кривове замерла, казалось, навсегда: заводы стояли, прекратив выпускать оружие и боеприпасы, замолчали стройки... Правда, были показатели, растущие из месяца в месяц: безработица и наркомания.
Модных по России заказных убийств в Кривове не было. Грохнули, правда, три года назад местного авторитета Василька, да и то все знали, кто это сделал, только доказать не могли. В основном преступления сводились к пьяной поножовщине и краже цветных металлов. Воровали телефонный кабель, нержавеющие оградки с кладбища, однажды сбили с памятника погибшим в Великой Отечественной войне медные буквы с именами, а из барельефа выпилили автомат.
В городе незаметно обосновалась многочисленная кавказская диаспора, скупившая на корню две трети магазинов и ларьков. И так же тихо благоденствовал в Кривове рэкет, обложивший данью все торговые точки и рынки. Крутые, коротко стриженые братки меняли машины, на все более навороченные, возводили особняки один шикарней другого, ничего уже не боясь. Казалось, что этот "порядок" и относительное спокойствие установились надолго.
Но жители Кривова и не подозревали, что в этот понедельник находятся на пороге больших событий.
Понедельник - день тяжелый, в этом окончательно убедился лейтенант милиции Юрий Астафьев, вошедший утром в девятый кабинет городского отдела внутренних дел. Высокий, симпатичный, сейчас он выглядел лет на пять старше своих двадцати пяти, зафиксированных в паспорте. Особенностью внешности Астафьева были его глаза, вернее, их цвет. Один - голубой, другой - зеленый. Друзья его подкалывали: один мамин, другой папин. Надо сказать, что эта особенность придавала его лицу выражение некоторой незащищенности и вместе с тем особой привлекательности.
Сегодня оба глаза Астафьева были неопределенного цвета, мутноватые, с красными прожилками, да и розовый румянец на щеках, типичный для него, сменился серым цветом. Просто накануне Юрий допоздна обмывал с приятелями новую тачку школьного друга Вадика Долгушина. Обилие и разнообразие выпивки означало непременное смешение водки, шампанского и пива. Воспоминания о вчерашнем веселье и нынешнее, отвратительное состояние наводили лейтенанта на философские размышления о неизбежности расплаты за все хорошее в этой жизни.
Осторожно опустившись на стул, Астафьев с отвращением посмотрел на заваленный бумагами письменный стол и потянулся к графину с водой. Вода, с пятницы стоявшая на столе мало напоминала эликсир здоровья, но мысль о том, что наливать свежую надо идти в противоположный конец коридора, вызывала у Юрия ужас.
За этими невеселыми размышлениями и застал его вошедший в кабинет дежурный по городу капитан Мелентьев.
- О, хоть одна живая душа есть! - обрадовался он. - А я с восьми утра звоню сюда, звоню - никто трубку не берет.
- Нашел тоже живую душу, я в этом сильно сомневаюсь, - слабо отозвался лейтенант, снова наливая в стакан теплую, противную воду.
Мелентьев засмеялся и незамедлительно высказал старую истину:
- В пьянстве замечен не был, но по утрам жадно пил холодную воду...
- Да если бы холодную, а то моча мочой. И вообще, молчи, несчастный, кого в прошлую субботу я на себе транспортировал до личных апартаментов?
- Ну, знаешь, как говорится: "...сегодня ты, а завтра я...". Но, я не за тем пришел. Хочешь, не хочешь, можешь, не можешь, а придется тебе, Юрочка, сейчас ехать в горбольницу, на девушку одну посмотреть.
- А почему это я?
- Ну, как же, ты ведь у нас розыскник, ты пропавшими без вести занимаешься? Твоя это работа. Мазуров в больнице, а клиент, похоже, по твоему профилю.
- Труп?
- Пока нет. Молодая девушка с ножевым ранением в области сердца и подозрением на черепно-мозговую травму.
- Документы есть?
- Даже одежды нет.
- Вот как? - слабо удивился лейтенант. - Что, совсем?
- Представь себе. Сколько у тебя таких в розыске?
- Да штук пять. Симонова, Арефьева... всех и не упомнишь.
- Вот и езжай, милай! Отрабатывай свой хлеб.
- Машина-то хоть будет?
- Это вряд ли. Бензина нет. Попробую, конечно, но не обещаю.
