— Ой, Оскар Степанович, — глупо хихикнул помощник, — сапожник, как водится, без сапог? Господи, что это я? Типун мне на язык. Чтоб оно вам не понадобилось вообще. Особенно такое, как мы сегодня вскрывали.
Нотариус пошевелил лохматыми брежневскими бровями, подтверждая, что помощник не ошибается — завещание то еще, но вслух об этом говорить не принято: клиент всегда прав, даже когда сам он в свою защиту выступить уже не может. Мысль ему приглянулась, и он уже вслух изрек весомо и строго:
— Клиент всегда прав, и если он не может выступить в свою защиту, то его права охраняем именно мы. По каковой причине и называемся душеприказчиками. То есть приказчиками, состоящими на службе у души. Уф-ф! Как я, оказывается, могу витиевато изъясняться.
И улыбнулся смущенно, пытаясь умерить пафос выступления.
— С душеприказчиками полностью согласен, — не стал спорить Борис. — Но согласитесь и вы, Оскар Степанович, что покойница явно хватила лишку со своими распоряжениями. Я вот чего не понимаю — квартира коммунальная? Коммунальная. Соседи — люди совершеннолетние и дееспособные? Ну, с натяжкой, — но все-таки да. Отчего же тогда покойная так лихо распорядилась и своим, и чужим имуществом, а никто даже не пикнул? Все разошлись донельзя довольные. Кстати, вы не знаете, она мистикой не увлекалась?
— Боренька, — возопил нотариус, — я даже не знаю, была ли она покойной, а вы о высоком.
Помощник сделал умные круглые глаза.
— Милейшая Антонина Владимировна, — пояснил шеф, смилостивившись, — ровно два года тому ушла из дому, словно Лев Толстой из Ясной Поляны, оставив записочку, что жить более не желает, а завещание ее можно будет отыскать у меня. Там же и указано, что по истечении семисот тридцати дней, буде она не вернется к означенному сроку, ее следует признать умершей. Она всегда делала только то, что хотела, считала нужным или целесообразным, и никого не принимала в расчет. Ничьи планы на будущее, эмоции, чувства, даже сильную боль.
— И что потом?
— Не задавайте глупых вопросов, — бросил Оскар Степанович неожиданно устало и раздраженно.
Он скрылся в своем кабинетике, как преследуемый пиратами кораблик в спасительной гавани, и даже хлопнул дверью напоследок, что было уже вопиющим исключением из правил.
Пожилая секретарша, густо пахнущая сладким «Шипром» (где только достала?), торопливо поставила на серебряный подносик кофейник в мелкие розочки, маленькую чашку, несколько крохотных печеньиц на блюдечке, сливочник и положила три кусочка сахару, чайную ложку и пару салфеток с рисунком из фиалок. Поправила прическу, одернула костюм и аккуратно постучала, но Оскар Степанович не откликнулся. Либо не слышал, либо сделал вид, что не слышит.
— Хотите? — спросила секретарша у Бориса.
— Не откажусь, — пожал тот плечами и поднес чашку к губам. — Исключительный вы варите кофе, ради одного этого стоит тут работать до скончания веков. И отказываться от него — грех. Что это с ним, Елена Сергеевна?
Елена Сергеевна стучала на компьютере с такой скоростью и силой, будто то был старенький «Ундервуд», чьи клавиши нужно непременно вколотить в бумагу, чтобы добиться результата.
— Я, конечно, не люблю сплетен, — сказала она после долгой, многозначительной паузы, поджимая накрашенные кармином губы, — но у нас в конторе поговаривали, что Оскар Степанович давно и безнадежно влюблен в покойницу. Странная женщина — царствие ей небесное, конечно, если туда таких принимают. Удивительно, что такие пользуются невероятным успехом, а порядочные женщины остаются незамеченными, в тени. Не привлекают внимания.
И видно было, что она ревнует и даже не старается этого скрыть.
Борис охотно поддержал беседу:
— Завещание, между нами говоря, абсолютно ненормальное. Вы когда-нибудь слышали, чтобы квартиру запрещали продавать покупателям с одним глазом или — цитирую — с какой-нибудь старой и известной фамилией. Это, что ли, покупателю фамилию менять ради такого счастья? На кладбище не ходить и о покойной не скорбеть, ибо дух ее все равно пребывает в горних высотах и частично — с близкими; а тела как такового вообще не существует. Бред какой-то. Знаете, Елена Сергеевна, вот смотрел бы я сериал, точно подумал бы, что сценарист страдает творческим бессилием. Такое придумать — надо постараться. А они тоже хороши. Глазом не моргнули!
