Мы продолжали продвигаться в том же направлении, разбивая время от времени стенки по одной линии из восьмидесяти четырех боксов. Когда мы вместе обнаружили и он вывалился прямо на нас из-за разбитого стекла, моя девица заорала и бросилась бежать. Она так , что с размаху влетела в стекло на противоположной стороне и разбила его. Кто-то берег нас, стекла опять упали, не поранив ее. Она сильно ушиблась, упала, заскулила. Я подбежал, надеясь, что в этом ее первом, кстати, оставшемся единственным, разбитом боксе окажется что-нибудь очень необычное и полезное. Ничего там не было, а моя красавица долго ходила с шишкой на лбу и под глазом.
Жизнь вошла в монотонную, но довольно приятную колею. Мы искали и находили пищу, открывали новые пространства, иногда мылись. Я настоял, и она стала сбривать все волосы на теле. Нашлись ножницы, и мы кое-как постриглись. Остальное время мы спали и занимались сексом. Получилась какая-то первобытная жизнь природных дикарей, у которых все есть и которым не к чему стремиться. Когда-то я много думал об этих первых охотниках и собирателях. В детских и взрослых книжках писали о том, как они вели полуголодное существование среди свирепых хищников и неблагосклонной к ним природы. Какие-то палки-копалки и ручные рубила из школьных учебников. Борьба за огонь, картинка с саблезубым тигром, кушающим первобытного человека, пока прочие первобытные люди печально и понуро стоят в стороне, ожидая, очевидно, своей очереди. Я был уверен в том, что все это полная чепуха. Первые люди были сильными и ловкими. Я бывал на юге Африки, видел бабуинов. Я вешу около центнера, довольно силен, но думаю, что в драке с пятнадцатикилограммовым бабуином шансы были бы не на моей стороне. А с двумя — и говорить нечего. Мы потеряли почти все мышцы, а наши первобытные прародители, возможно, еще не успели. Еды у них было сколько угодно, а сунуться к племени, вооруженному каменными топорами и пиками и защищенному огнем, мог только сумасшедший хищник. Первобытные люди были могучи, свободны, и у них было то, чего не было ни у каких животных. Они могли заниматься сексом, сколько хотели. Никаких течек, никаких брачных периодов. Когда хочешь и сколько можешь.
Мы все реже ходили бить стекла. Мы просыпались, долго и старательно занимались сексом, испытывали, во всяком я, могучие оргазмы, пили, ели, писали, какали, засыпали, просыпались и так далее. Как законченные алкоголики, про других наркоманов не знаю, живущие от глотка до глотка, мы стали жить от оргазма до оргазма, ни к чему более не стремясь и ничего более не желая. Теперь я понял, почему эти самые первобытные люди жили сотни тысяч лет, ничего не меняя, безо всякого научно-технического прогресса — зачем? К чему стремиться, когда все есть и ничего лучшего не найдешь?
Собственно, в Ветхом Завете все написано. На шестой день были сотворены люди. Это были мужчины и женщины. Им было приказано плодиться, размножаться и питаться плодами Земли. На этом творение закончилось.
В те времена единственным способом, то есть занятия сексом им были прямо предписаны. Еда, секс, безопасность, сто тысяч лет пройдет как один день, и не заметишь. Прошло время, сколько — в Завете не написано, и был не сотворен, а сделан из уже существовавших элементов новый, особенный человек. Для него посадили сад, из него самого сделали ему подругу, и эта новая семья могла быть абсолютно счастлива. Но что-то было в них не так, в этих Адаме и Еве, была какая-то неудовлетворенность, тяга к чему-то, чего они сами не знали, но что во всех смыслах находилось за пределами их чудесного Эдема. Поэтому, когда к ним пришел искуситель и предложил обменять счастье на знание, они согласились. Наверное, их сексуальные желания и возможности были снижены до менее бешеного уровня, а мозгов им дали больше, чем сотворенным людям. Их выпроводили из Эдема, и им пришлось заняться наукой, техникой и политикой. Их дети совершили первое убийство, потомки построили первый город, выковали первый топор и сопроводили это игрой на первых гуслях.
