Там он сидел долгими летними вечерами на веранде с видом на озеро и читал прорицателей-классиков — от Томаса Мора до Джонатана Свифта и Герберта Уэллса, — слушал Малера и Сибелиуса, наслаждался фортепьянной игрой Гленна Гулдса и симфониями Равеля в исполнении Селибидейса.
Йохансон вырулил на пологий подъём. Впереди показался главный корпус НТНУ — могучее, похожее на крепость строение начала XX века, припорошённое снегом. За ним тянулась территория университета с учебными корпусами и лабораториями. Весь этот ареал населяли десять тысяч студентов — настоящий студенческий городок. Жизнь тут била ключом, и Йохансон вздохнул. На озере было чудесно — уединённо и возвышенно. В минувшее лето он несколько раз брал с собой туда ассистентку директора департамента кардиологии, с которой познакомился в деловой поездке. Они быстро поняли друг друга, но к концу лета Йохансон объявил об окончании их отношений. Он не хотел связывать себя, к тому же трезво оценивал реальность. Ему было 56 лет, она на тридцать лет моложе. Для краткосрочной связи это прекрасно. Но не годится для жизни, за порог которой он мало кого пускал.
Он припарковался и направился к зданию факультета естественных наук. Он всё ещё мысленно был на озере и чуть не проглядел Тину Лунд, стоявшую у окна перед дверью в его кабинет.
— Опаздываешь, — сказала она, подтрунивая. — Кто-то не хотел тебя отпускать?
Йохансон улыбнулся. Лунд работала в «Статойле» и вращалась в основном в исследовательских кругах «Синтефа». Этот фонд принадлежал к числу самых крупных негосударственных научно-исследовательских структур Европы. Именно благодаря этому фонду норвежская прибрежная промышленность сделала большой рывок, а совместная работа «Синтефа» и НТНУ принесла Тронхейму славу центра технологических исследований. Учреждения «Синтефа» были рассредоточены по всей округе. Лунд, в стремительной карьере доросшая до должности замначальника отдела освоения новых месторождений нефти, недавно была откомандирована в институт морских технологий «Маринтек», который тоже был частью «Синтефа».
Йохансон, снимая пальто, оглядел её высокую стройную фигуру. Тина Лунд ему нравилась. У них в своё время чуть было не начался роман, но на полдороге они решили, что лучше им остаться друзьями. С тех пор они помогали друг другу в работе и иногда вместе обедали.
— Я старый человек, мне необходимо много спать, — ответил Йохансон. — Хочешь кофе?
— Если есть.
Он заглянул в секретариат и обнаружил полный кофейник. Его секретарши не было видно.
— Только с молоком, — крикнула из кабинета Лунд.
— Я знаю, — Йохансон налил кофе, в её чашку добавил молока и вернулся. — Я знаю про тебя всё. Ты что, забыла?
— Но так далеко ты никогда не заходил.
— И слава Богу. Садись. Что привело тебя ко мне?
Вместо ответа она поставила перед Йохансоном на письменный стол закрытый бокс из матовой стали.
— Загляни.
Йохансон откинул крышку. В боксе была вода, и в ней извивалось что-то волосатое. Йохансон пригляделся.
— Как ты думаешь, что это? — спросила Лунд. Он пожал плечами.
— Черви. Двое. Изрядные экземпляры.
— Вроде бы да. Но мы ломаем голову, какой это вид?
— Это полихеты. Щетинковые черви, если тебе это о чём-нибудь говорит.
— Я знаю, что такое полихеты. — Она помедлила. — А ты не мог бы их исследовать и классифицировать? Вывод нам нужен как можно скорей.
— Ну, — Йохансон склонился над боксом. — Как я уже сказал, это определённо щетинковые черви. Очень красивые, кстати. Яркие. Морское дно населено всякой живностью, иной раз даже не знаешь, какого они вида. А что вызвало у вас тревогу?
— Если бы мы знали.
— Вы даже этого не знаете?
— Эти черви — с континентальной окраины. С глубины 700 метров.
Йохансон поскрёб бороду. Черви в контейнере дрогнули и задвигались. Они хотят есть, подумал он, только нечего им дать. Его удивляло, как они вообще ещё живы. Большинство организмов плохо переносит, если их извлекают наверх с такой глубины.
— Я могу их посмотреть.
— Хорошо бы. — Она сделала паузу. — Тебе ведь что-то показалось странным, правда? По глазам видно.
— Может быть.
— Что именно?
