Во всяком случае, Сыщик не собирался следить ни за Зеро, ни за другими членами группы, объясняя свою настороженность необычностью ситуации, в которую он попал по собственному желанию, дав волю чувству обиды и гнева за необоснованное, по его мнению, увольнение.
Чуть более года назад Сыщик стал одной из ключевых фигур проведения операции на заключительном этапе. Именно тогда его информатору удалось войти в доверие к одному из преступных авторитетов. Сыщик ждал уточняющего сигнала о месте и времени отправки за границу огромной партии стратегического сырья. Связанный с ним человек, позвонив в условленный час, торопясь и волнуясь, назвал координаты груза и время его отправки. Волнение и спешка источника информации насторожили его, и он доложил о своих сомнениях непосредственному начальнику. В условиях строжайшей конспирации, в которых проводилась операция, он это сделал устно, один на один. Но его начальник, уже предвкушавший близкий и шумный успех и последующие награды, отмахнулся от его сомнений, объяснив волнение информатора и краткость его сообщения сложившейся ситуацией, в которой этот человек не мог говорить более подробно. Конечно, могло быть и так…
Но все оказалось гораздо хуже: авторитет вычислил его помощника. И тот, захваченный врасплох, под угрозой уничтожения назвал Сыщику ложные дату и место. Пока они с начальником готовили ловушку, ценный груз общегосударственного значения успели переправить за границу в ближнее зарубежье. Операция была провалена, ущерб государству нанесен значительный.
У победы много родителей, а поражение всегда сирота: вот и свалили все на него. Исчезновение информатора было истолковано как бегство с сообщниками за рубеж, и даже кое-кто из руководства высказал сомнение в добропорядочности самого Сыщика. Поскольку провал операции получил широкий резонанс, виноватого долго искать не стали и уволили именно его. Это было несправедливо и обидно. Через три месяца, когда сошел снег, нашли тело человека, сообщившего ему неверные сведения. Узнав об этом от своих бывших коллег, Сыщик бросился к начальству, считая, что это его реабилитирует. Но никто не захотел ворошить старое и заниматься его делом. Уволен так уволен.
Вспоминать об этом Сыщик не любил. Он долго в раздумье смотрел на смолкнувший телефон и именно сейчас, после получения сигнала о подготовке к началу новой акции, вдруг осознал, что именно вынужденное слепое подчинение чужой воле, зависимость от чужого решения и вызывают у него резкое неприятие.
Наконец он стряхнул с себя оцепенение и отошел от аппарата. Интуиция и везение не раз выручали его в жизни, и он надеялся, что и сейчас сумеет выпутаться из малопривлекательной ситуации, в которую попал в горячке незаслуженной обиды.
Сыщик подошел к дому, где помещалась конспиративная квартира, минут за пятнадцать до назначенного времени. Он прошел мимо подъезда и, дойдя до угла дома, остановился у газетного киоска, огляделся. На противоположной стороне улицы стояла машина с тонированными стеклами. Сыщик совершенно машинально зафиксировал её номер. Так, на всякий случай, по привычке.
Зайдя за киоск, встал так, чтобы ему были видны подходы к подъезду. Он видел, как в дом вошли один за другим Десантник и Механик. Вполне возможно, что Взрывнику и Гонщику было назначено время на пятнадцать минут раньше и они уже находились в квартире.
Стрелка часов показала, что ему самому до назначенного времени осталось всего три минуты. Этого достаточно, чтобы быстро дойти до подъезда, подняться на лифте и успеть зайти в нужную квартиру до истечения назначенного срока. Он не имел права опаздывать.
Дверь на его условный звонок открылась, и ровно в половине седьмого он вошел в квартиру. Все уже были в сборе, и Зеро демонстративно глянул на часы. Но сказать было нечего: Сыщик не опоздал.
Начало разговора Сыщик слушал не очень внимательно. Его все ещё беспокоила машина с тонированными стеклами. А впрочем, эта машина могла оказаться там случайно и его беспокоила обычная профессиональная подозрительность.
И Сыщик заставил себя целиком переключиться на разговор с Зеро.
