Что это за поток пошлости и хамства, несущийся в эфир и выкладываемый потом в виде транскрипта? Это Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы», общается со слушателями в прямом эфире, заменяя в качестве ведущего Евгению Альбац, уехавшую в отпуск, как гордо сообщает начальник, в саму Америку.
Хамство «Эха» вошло в пословицу, и не стоило бы подробно разбирать именно этот аспект проблемы. В конце концов, после инцидента с Анной Арутюнян все стало настолько ясно, что проблема перестала обсуждаться как таковая. Был продемонстрирован стиль, он теперь постоянен, другого не будет, — ну и спасибо, что вообще терпите нас, грешных. Напомню кратко обстоятельства этого скандала — Евгения Альбац позвала в студию молодую журналистку, опубликовавшую в Moscow Times статью об Анне Политковской. В статье всего-то и говорилось, что Политковская была не столько журналисткой, сколько правозащитницей, чрезвычайно субъективной и пристрастной. Арутюнян предупредила, что готова разговаривать о юридических проблемах свободы слова, а не о Политковской: в области свободы печати она экспертом является, а в области биографии и деятельности Политковской — нет. Редактор Евгении Альбац на это условие согласился, после чего, как вы понимаете, с Арутюнян разговаривали исключительно о Политковской. Разговора, собственно, никакого не было — на девушку втроем насели сама Альбац, Сергей Соколов («Новая газета») и Юрий Рост, который в силу долгого журналистского опыта и врожденного мужского достоинства все-таки вел себя на этой передаче приличнее других. Не стану пересказывать всего, тем более что все желающие давно ознакомились с транскриптом передачи (www.echo.msk.ru/programs/albac/46950). Это такая прелесть, что цитировать пришлось бы все. Особенно впечатляет, конечно, прокурорский тон — на фоне откровенной растерянности Арутюнян, чьим родным языком является английский. После программы Евгения Альбац сообщила Анне, что связалась с ее американскими работодателями и настоятельно посоветовала больше Анну не печатать. «А теперь — вон отсюда!» — так завершила она разговор.
Кого-то все это, вероятно, удивило, но мне удивляться было решительно нечему. Евгения Альбац уже кричала мне однажды: «Вон отсюда, ваше присутствие мне противно!», но дело происходило в самолете, и выполнить ее просьбу я не мог при всем желании. Отказывать женщине всегда тяжело, и этот случай, сами понимаете, камнем лежит на моей совести. Но если бы я вышел, самолет бы разгерметизировался, и хуже стало бы именно Евгении Альбац. Я-то, стремительно летя к земле, испытал бы только облегчение. Столько проблем решилось бы одним махом!
Вы, естественно, спросите, почему ей было так неприятно мое присутствие. Может, я ей личную гадость сказал или там буянил спьяну, со мной и не такое бывает… А летели мы из Грузии, куда Ксения Пономарева возила довольно большую группу журналистов для ознакомления с прекрасной жизнью, наставшей после воцарения Саакашвили. Бадри Патаркацишвили был тогда еще не в оппозиции, активно помогал грузинской экономике и лично Михаилу Николаевичу, и прием, который он нам устроил, заставил бы Лукулла завистливо облизываться. Я все это кушал, мой грех, и на другой день кушал, но в самолете позволил себе усомниться в благотворности Михаила Николаевича для грузинской экономики в целом. Потому что у меня в Тбилиси есть и другие знакомые, кроме Патаркацишвили. И время от времени они сообщают мне, как живут. Вот тут-то Евгения Марковна и потребовала, чтобы я покинул самолет или хотя бы салон, в котором она находилась. Но я не покинул. Там еще много сидело хороших людей, с которыми мне интересно было общаться. Так что салон покинула она. К сожалению, Анне Арутюнян не хватило сообразительности — или наглости? — спокойно ответить: знаете, я как раз сейчас никуда не спешу. Поэтому, если вам что-то не нравится, можете удалиться сами.
Ничего нового не происходит. Все, кто лично наблюдал Сергея Пархоменко (экс-главного редактора «Итогов», ныне ведущего кулинарной колонки в «Большом городе»), примерно представляют себе его манеры и стиль общения. На прямой вопрос, сколько ему платят за выполнение политического заказа, — вопрос, согласен, оскорбительный, но слушатель имеет право высказать свои подозрения, — Сергей Пархоменко вполне может ответить: «Вот Варфоломею, который у меня спрашивает: „Сколько вам платят иммигранты за их защиту?“, отвечу, что зависть — чувство нехорошее. Все равно, Варфоломей, мне платят за каждую минуту разговора с вами больше, чем вы заработаете за всю свою жизнь, потому что вы человек ничтожный и никчемный».
