Разумеется, решающую роль во всём этом сыграла катынская трагедия, когда не последняя европейская страна, точка пересечения многих силовых линий, оказалась обезглавлена из-за тумана, высокой берёзы и ошибки пилотов (роль пассажиров пока не выяснена, и вряд ли мы достоверно узнаем, действительно ли президент Польши настаивал на приземлении в Смоленске).
Гибель президентского самолёта ― событие настолько из ряда вон выходящее, что осознавать его последствия придётся ещё долго; первое и самое очевидное ― взрыв всемирной аэрофобии. Люди привыкли думать, что vip-персоны не подвержены общечеловеческим рискам; после смерти президента Кеннеди рядовой американец панически боялся заговора спецслужб, хотя прежде эта форма паранойи как-то его не затрагивала. Да что там ― после смерти Сталина главным страхом миллионов советских людей стала гипертония, от которой он в конце концов умер: если она с ним справилась ― можно себе представить, что будет с нами!
Вышло так, что история с Кудлем коснулась меня самым непосредственным образом: я должен был лететь в Лондон и представлять там книжку, а сын накануне улетел с классом в Париж на недельную экскурсию. Отмену лондонской поездки я перенёс радостно, поскольку представлять роман самому ― далеко не лучший вариант. Добро бы я был прелестной женщиной лет тридцати с образцовым английским, однако английский у меня хоть и хороший, но, как выражается жена, безнадёжно спецшкольный. Прелестность, прямо скажем, на любителя, и хоть я не чувствую себя на сорок два, но выгляжу именно на них. В результате книгу представляла переводчица ― как раз прелестная женщина с родным лондонским английским,― и продала её куда лучше, чем это удалось бы мне; даже и в рецензиях, явно не без её влияния, появились замечания, что книга довольно elegant, а мне светило бы в лучшем случае elephant, так что нет худа без добра. Правда, сорвалась выпивка с любимым шотландским романистом Чарльзом Маклином, но Маклин из Эдинбурга никуда не денется, а на эдинбургскую книжную ярмарку я уж как-нибудь выберусь, если Кудль не разбудит Катлу, соседний вулкан вдвое мощнее.
С сыном оказалось сложнее, поскольку их рейс в Москву сначала отложили, потом отменили, потом обещали компенсировать затраты, потом отказались, а потом выяснилось, что из гостиницы их попросят в понедельник, а виза закончится во вторник. Турфирма металась, не в силах ничего предложить. Хозяевам трёхзвездочной гостиницы ― любители дешёвых туров знают, как выглядят эти парижские заведения со стоячей душевой кабинкой, отстающими обоями и картонными стенами,― можно было только посочувствовать: не разоряться же им окончательно, давая приют трём десяткам российских школьников. Денег у этих школьников тоже нет, им с собой много не давали, школа у нас не генеральская и достаток не олигархический. Было с собой у каждого двести евро, а то и меньше. Всё это ушло на еду и сувениры.
Родители в Москве связались с турфирмой, скинулись на междугородный автобус, и к вечеру вторника (слава Богу, гостиница разрешила хоть переночевать) этот автобус их повёз через Германию и Польшу в экс-советскую Ригу. Там их пересадили на поезд, и на шесть дней позже, чем полагалось, дети триумфально вернулись по домам, проехав всю Европу и обогатившись массой впечатлений. Правда, есть в последние сутки им было уже категорически нечего. Сын, например, потерял четыре кило ― он и так-то худой, уродившийся в жену, а не в меня. Но рассказов ему хватит на месяц ― особенно впечатлили его немецкие соборы и ночной проезд через польские еловые леса.
Вулканолог Штейнберг в «Новой газете» справедливо заметил, что извержение Кудля ― не крушение судеб, а корректировка планов (допускаю, что были люди, которым действительно необходимо было, что называется, по жизненным показаниям срочно оказаться на другом конце Европы, но для таких случаев было несколько спецрейсов, да и частные самолёты летали, так что самые многомиллиардные сделки не сорвались). Думаю, что остановка была вызвана не столько реальным риском ― большинство авиакомпаний запустили самолёты без пассажиров, и никаких повреждений им этот пепел не нанёс,― сколько подсознательным пониманием: человечество как-то очень уж сильно разогналось, и ему нужна пауза. Не столько для безопасности, сколько для осмысления. Это был скромный эксперимент: сможем ли мы жить на прежних скоростях?
