Но если деторождение и есть величайший дар Божий и высшая радость, оно не является единственной «целью брака». Брак не оправдывается только деторождением. В христианском понимании тайны брачного единства и брачной любви нет утилитаризма: единство мужа и жены по образу Христа и Церкви не есть только средство для деторождения, но и цель в себе. В этом, как мы видим выше, основная разница между ветхозаветным и христианским пониманием брака. Ни в Новом Завете, ни в писаниях святых отцов мы не находим утилитарного учения о браке как о «средстве» деторождения. В известном «Слове 20» на Послание к Ефесянам св. Иоанн Златоуст говорит о браке как о «союзе» и о «таинстве» и только вскользь упоминает о деторождении.
Современная христианская мысль на Западе полна противоречий в этом вопросе. С одной стороны, модный «се–куляризм» склонен принимать без оговорок самые спорные утверждения фрейдизма, сводящие все потребности человеческой жизни к его половым инстинктам и, следовательно, отвергающие не только религиозные, но и социальные императивы, препятствующие половой распущенности. С другой стороны. Католическая Церковь испытывает большие трудности в своих попытках оторваться от основных предпосылок, руководивших ею в течение веков и восходящих к бл. Августину (IV—V вв.). Как известно, бл. Августин считал половой инстинкт основным проводником греховности: элемент греховности был, по его мнению, неизбежным и в брачных отношениях, а поэтому сам брак мог быть оправданным только благодаря деторождению. Следовательно, при искусственном ограничении деторождения брак считался неотличимым от блуда.
Православная Церковь, как и Католическая, чтит память бл. Августина, но его авторитет в области вероучения не пользуется у нас такой же исключительностью, как на Западе. Правда, восточная монашеская литература часто отождествляет половые отношения с грехом, но эта несомненная односторонность объясняется самим характером этой литературы, направленной к оправданию особого монашеского призвания, о христианских достоинствах которого будет сказано ниже. Церковь в целом твердо осудила гнушение браком (см. особенно каноны Гангрского собора). Она никогда не считала, что половые отношения как таковые являются проводником греха, хотя церковное предание и признает, что в греховной, падшей человеческой жизни греховность часто проявляется и в них, как и в других явлениях человеческой жизни. Отношения между мужем и женой благословляются Церковью, преображаются благодатью Святого Духа, превращаются в вечный союз любви: Церковь, конечно, не благословляет греха, но спасает человеческую природу, воспринятую Сыном Бо–жиим и искупленную на Кресте. В этом смысл брака как таинства.
Если бл. Августин был прав, отождествляя брачные отношения с грехом, то ясно, что единственным христианским идеалом может быть только безбрачие, а брак есть всего лишь попущение, допустимое ради деторождения, без которого человеческий род перестал бы существовать. Именно этим подходом и объясняется резкое осуждение так называемых «искусственных форм ограничения рождаемости» в Католической Церкви.
Правда, последняя энциклика папы Павла VI по этому вопросу («Humanae vitae») не ссылается прямо на учение бл. Августина, а, скорее, подчеркивает положительный смысл человеческой жизни, то есть настаивает именно на тех великих истинах христианского учения о человеке, о которых мы говорили в начале настоящей главы. Но есть ли в этих истинах достаточное основание, чтобы решительно осудить всякую форму ограничения рождаемости? Не очевидно ли, что если бы современная Католическая Церковь не была связана своей прошлой зависимостью от бл. Августина, определившей ее вековую практику и дисциплину, она бы проявляла больше гибкости в этом вопросе. Тем более, что все статистики указывают, что только меньшинство современных католиков фактически следуют решительным указаниям своей Церкви в области ограничения рождаемости.
Православная Церковь никогда не выносила общего и определенного суждения в этом вопросе. Это не значит, конечно, что «планирование семьи» является вопросом религиозно–безразличным или что суждения христианской совести не должны на него распространяться. Повторяем:
