― Я… поправлюсь, ― то ли извинилась перед Сантаной, то ли уверила себя.
― Уверен. Должна.
«А вот в этом он прав», ― подумала и вздохнула.
― Сколько я здесь? ― спросила, приоткрыв глаза. Кашля не было, но слабость все еще давила и никак не сдавалась.
― Давно, ― поджал губы мужчина.
«Мог бы и солгать», ― подумала с горечью.
― Как давно?
― Больше двух лун.
Вита растерялась — два месяца?! И все два месяца с ней возятся, а она как была балластом так и остается?!
Зря они все затеяли. Похоже, и ей не выкарабкаться, как и тем, кого они спасли до нее. Конечно, большое счастье умереть в кругу добрых людей, в постели, а не на полу в сыром грязном каменном мешке в полном одиночестве. Но это ее удача, а сколько забот тому же Сантане, и никакой отдачи. Жалко.
― Прости… если не пригожусь.
― Пригодишься, ― склонился над ней, впился взглядом в глаза девушки. ― Ты встанешь на ноги, выздоровеешь. Запомни это. Других вариантов нет и не может быть. Верь.
Вера — загадочное слово. Для одних оно означает весь мир, для других значит меньше комка грязи на дороге. К кому относится она?
― Я верю только в то, что знаю.
― Как и мы. Это правильно.
― Сейчас я знаю, что вы зря тратите на меня время.
― А я знаю, что ты себя недооцениваешь. Что слишком быстро сдаешься. Что тебе все равно на того, кто хотел твоей смерти, как смерти массы других несчастных. Знаю, что ты на его стороне, потому что потворствуешь ему — сдаешься.
Красивые слова, и в общем, правильные. Только она не в том состоянии, чтобы принять их.
― Отдай куклу Олькелте. Девочка ко мне заходила. Жаль если потеряется ее игрушка.
Сантана нахмурился и отвернулся. Вите очень не понравилось его выражение лица. Всегда невозмутимое, непроницаемое, как маска, сейчас она стало страшным.
― Ольгерда. Ее звали — Ольгерда. Кукла ей больше не понадобится.
У Виты сжалось сердце, а все что касалось ее самой отошло на второй план, даже слабость словно испарилась. Девушка приподнялась на локтях:
― Что с ней?
― Ушла в деревню к тетке, играть с другими детьми. Больше нет и их. Воины Амина стерли поселение. Никто не выжил.
Мужчина вышел, оставив Виту один на один со своими мыслями и этой скорбной новостью.
Девушке не было страшно — она не могла принять весть Сантаны, не могла поверить, что кто-то способен убить ребенка.
Рука нащупала куклу у стены с края постели и сжала ее.
Пожалуй, Сантана прав — она обязана встать, обязана выздороветь. Пусть не ради себя — ради маленькой девочки, которая больше никогда не будет играть в куклы.
Постепенно Вита начала подниматься, и неизменно рядом с ней был Сантана. Сначала это ее не озадачивало, не до того было, но понемногу избавляясь от тумана в голове, появлялись проблески связных мыслей, возможность анализировать происходящее. А вместе с этим появлялись резонные вопросы.
― Ты врач? ― спросила мужчину девушка.
― Кто? Ээ, нет.
― Тогда почему ты всегда здесь?
― Это мое жилище.
Вита не удивилась, но насторожилась.
― Тогда почему я живу у тебя?
― Потому что здесь спокойно.
― Не убедил.
Сантана отложил свиток в сторону и посмотрел прямо в глаза Вите:
― Опять ищешь подвох? Все проще и дело не в желании обмануть тебя, а в желании уберечь от неприятных эмоций. Ты еще слишком больна, чтобы взваливать лишнее.
― Ничего, не развалюсь.
― Хорошо, ― откинулся к спинке кресла, с сомнениями оглядев девушку. ― Когда Изель принес тебя, лишь моя комната была пуста. Поэтому тебя разместили у меня.
― Есть другие пещеры?
― Мы живем в пещерах. Амин вынуждает прятаться. Иначе от нас бы давно ничего не осталось. Перебили бы.
― Много вас?
― Допрашиваешь? Иди, прогуляйся и посмотри сама, ― поджал губы. Не понравился ему тон девушки и ее недоверие.
Прав — она переходит все границы. Характер что ли, такой — вечно во всем сомневаться, до всего докапываться?
― Извини.
Сантана помолчал, глядя на Виту и, кивнул:
― Принято.
― Я бы с удовольствием прогулялась и не задавала дурацких вопросов, но… ― девушка выказала голые ступни и оттопырила рубаху на груди. ― Тот ли наряд для променада?
― Не проблема. Решу, ― согласился мужчина и вышел.
Вита проводила его подозрительным взглядом и покачала головой: нельзя быть такой недоверчивой. Но он тоже виноват — откуда взялся такой положительный? И красивый. Смотришь ему в глаза и веришь, слушаешь и принимаешь. Любое раздражение в зачатке гасит — дар у него, что ли, или смазливость так на оппонента действует?
