— Чего ж не ляжете?
— Раздеться сил нет.
Нет значит нет, старуха сжалилась и раздела его сама, своими слабыми руками. И в кровать она его уложила, только вот помолиться не успела — новые посетители явились и расселись, повесив головы, возле кровати. Последним прибыл Янош, чтобы не опоздать к кончине. Пришел и увидел, что самое время, не только потому, что дела были плачевны, но и потому, что дядюшка Михай собрался сказать прощальное слово.
— Распорядиться хочу, — с трудом выговорил он.
Тут же и объявил, что при свидетелях, в здоровом уме и твердой памяти, оставляет все свое добро Яношу, который взамен обязуется сделать две вещи. Во-первых, позаботиться о подобающих похоронах, во-вторых, выложить сей же час двадцать монет.
Еле выговорив все это, старик из последних сил приподнялся в постели и повернулся к Яношу.
— Доволен? — спросил он.
Скорбящие, все как один, уставились на Яноша, счастливого родственника, с умилением ожидая взрыва благодарности. И не обманулись: Янош в глубокой горести поклялся, что о похоронах позаботится, а потом встал и, сдерживая слезы, протянул дядюшке Михаю двадцать монет. Старик взял их, и рука его сжалась как в судороге. Потом он откинулся на подушки и уставился в потолок, словно выискивая щелку, сквозь которую душа могла бы улететь на небо.
Заплакала какая-то старуха.
И тут внезапно, будто случилось чудо, старик сел, а потом уверенно встал с кровати.
И принялся одеваться.
Столько в нем было здоровья и силы, что поначалу все словно онемели. Но тут Янош вскочил и спросил старика с горьким упреком:
— Зачем же вы врали, будто вас грузовик переехал?
— Переехал, а как же! — отвечал старик.
— Вас?!
— Меня!
— Да вы же целехоньки!
— А как же, я-то был под мостом, — рассмеялся старик.
Тут уж все засмеялись, весь честной народ. А дядюшка Михай выставил вина, чтобы попотчевать уважаемых гостей, зная, что целых двадцать форинтов у него в запасе.
