– Перепишешь все состояние? – Молчаливый кивок свояка подтвердил его опасение. – Значит, доля наследства, причитающаяся моей жене в случае… э-э…
– Моей смерти? – улыбнулся адвокат. – Сожалею, но я хочу прожить эдак, еще лет сто. Не возражаешь, Филипп? – и он рассмеялся. Хорошее настроение явно вернулось к нему. Приняв вызов, Филипп воскликнул с азартом:
– Возражаю ли я? Конечно же! Ведь в противном случае Алиса станет опекуном Марии, и все твое состояние окажется в моем распоряжении! Ха-ха-ха! – Филипп громко рассмеялся, снова помолодев и «вернув» себе свой возраст. – Конечно, я шучу, черт бы тебя побрал, Стас! А когда, позволь спросить, состоится это важное событие?
– На следующей неделе, свояк. – Сквозь зубы, но с достоинством ответил адвокат, разжигая сигару.
Алиса вмешалась, обратив внимание собравшихся на маленькую девочку, из-за наследства которой мужчины готовы были драться, и лишь воспитание и родственные отношения помогли им закончить опасный диалог миролюбиво.
– Мария хочет вам всем что-то рассказать. Минуточку внимания! – Алиса несколько раз стукнула серебряной ложечкой о чашку. Наступила тишина. Девочка, смущенно расправив, свою пышную розовую юбку, улыбнулась и сказала:
– Я сочинила стихи, когда разговаривала с бабочками и цветами. Моя мама сказала, что это хорошее стихотворение.
После слов ребенка, улыбки слетели с лиц родственников, готовых умиляться детскому лепету. Лишь пожилая дама оживилась и пришла в восторг:
– Я так и знала, что священник ее не выгнал! И ты часто, малышка, видишь твою маму?
– Нет. Не очень.
Матильда не унималась. Ее маленькая шляпка из рисовой соломки, украшенная искусственными цветами, казалось, сейчас взлетит, как мотылек. Любопытство старой дамы взяло верх над чувствами присутствующих:
– Что еще тебе говорила Амалия?
– Сказала, что завтра папа отправится на небеса, и чтобы я слишком не огорчалась, так как его земной путь закончен.
На минуту оцепенение охватило присутствующих. Матильда победоносно посмотрела на всех по очереди, на застывшие эмоции на лицах, явно отражающих искренность чувств, и торжественно изрекла:
– Устами младенца глаголет истина. Завтра!
– Мама, о чем Вы? – Алиса первая пришла в себя. – Это всего лишь ребенок, которому не хватает его матери. Это ведь так естественно! Стас, ты ведь не думаешь, что все сказанное твоей дочерью – правда?
Адвокат молчал. Его взгляд рассеянно блуждал, словно ища, за что зацепиться. Наконец, сделав над собой усилие, он улыбнулся, словно извиняясь, и ответил то, что от него все ждали:
– Конечно, нет. Мария очень впечатлительный ребенок и ей действительно, не хватает матери. Кстати, Алиса, может быть сейчас не вовремя, но хочу выразить благодарность за то, что девочка так часто живет у тебя, и ты пытаешься быть идеальной тетей.
– Ты льстишь мне, Станислав. Однако я действительно привязана к Марии и хочу, хотя бы отчасти, заменить мою покойную сестру.
– Спасибо, Алиса. – Адвокат повторил попытку снова улыбнуться.
– Ты лучше бы не забирал причитающуюся долю с ее наследства, вместо благодарности! – Не замедлил съязвить Филипп, но Алиса снова попросила тишины, указав на ожидающую девочку, при этом успела бросить предостерегающий взгляд на Матильду, захлопавшую в ладоши после фразы сына о наследстве.
Малышка, снова оправив юбочку, стала декламировать стихи:
– Бабочка подружка,
Скажи мне на ушко,
Какой цветок милее —
Тот, что алее или белее?..
Мари Спартали Стиллман “Портрет Эффи Холдинг” 1876 г.
Наконец, семейная идиллия была восстановлена. Маленькая девочка, внесшая смятение невинным рассказом, снова соединила семью. Улыбки и умиление на лицах собравшихся, а затем аплодисменты и радостные крики должны были убедить каждого из присутствующих, что мир восторжествовал, а слова ребенка, внесшие сумятицу – забыты. Жизнь в мелочах повседневности и привычном образе действий, являющая собой образец мещанской безмятежности и благополучия взяла свое: Матильда отдавала распоряжения Эве, Филипп уже играл в мяч с Марией, прислуга убирала со стола, и только отец девочки продолжал сидеть неподвижно, смотря в одну точку.
