И, видя кислую физиономию Дария, тут же рассмеялся:
— О, неужели даже на сотню не ошибся?
— Ошибся! — мстительно возразил Дарий. — На девяносто три года.
— Не на сто же, — расплылся в улыбке Митос.
— А тебе сколько?
— Подрастешь — сам увидишь. Если доживешь, конечно.
Дарий ненадолго задумался. Нет, он по-прежнему ничего такого не видел, но логику ведь никто не отменял.
— Тебе и тогда возле Рима было уже хорошо за тысячу. Значит, сейчас… скажем, около трех.
— Ты просто пытаешься угадать, — покачал головой Митос. — Но в целом что-то около того, да.
Дарий встал размять затекшие ноги, а потом протянул Митосу связанные руки.
— Может, развяжешь?
— С какой это радости? — нахмурился тот.
— Свою вину я не отрицаю, бегать от тебя не собираюсь. Убивать ты меня не намерен, а если захочешь попытать в свое удовольствие или получить иную компенсацию — я перечить или сопротивляться не стану. Ты в своем праве. Так зачем меня держать связанным?
— Действительно, — поколебавшись, согласился Митос, достал кинжал и одним ударом рассек веревки, после чего подозрительно уставился на освобожденного Дария.
— Оружия у меня по-прежнему нет, — развел руками тот. — И ты можешь мне не верить, но я на самом деле его избегаю.
— Ладно, допустим, верю, — нехотя согласился Митос.
— И что дальше?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Я же твой пленник. Вы отобрали у меня коня и золото. И я тебе должен.
— Прибавь еще проценты за тысячу лет, — не удержался от подколки Митос.
— А ты все эти тысячу лет помнил и страдал?
— Нет, — согласился Митос. — Но за море ты мне тоже должен! Меня, между прочим, с тех скал волнами смыло, и я потом добрый десяток раз успел умереть, пока до суши добрался.
— Договорись, — кивнул Дарий. — За море тоже. Так что на счет моей лошади и золота?
— Ну ты наглец, — почти восхищенно протянул Митос.
— Вообще-то у меня были планы. И по этим лесам я разъезжаю отнюдь не с целью обогащения местных разбойников. А вот твою личную месть вполне можно совместить с моими планами. Тем более, как я вижу, ты пока еще не определился, как именно собираешься мне мстить.
Митос ненадолго задумался, а потом махнул рукой:
— Ладно, жди здесь, — и скрылся в лесу.
Когда за его спиной перестали качаться потревоженные ветки, Дарий обессиленно рухнул на траву. Смирение смирением, но ни терять голову, ни расплачиваться унижением и кровью за старые грехи ему совершенно не хотелось. И хотя он был готов к обоим исходам, этот разговор выжал из него все соки, а будь он смертен — стоил бы немало седых волос. Впрочем, бежать от судьбы в лице Митоса он тоже не собирался. Если высшим силам было угодно устроить им эту встречу, кто он такой, чтобы с ними спорить? Но желания выйти из этого испытания живым и хотя бы относительно непострадавшим никто не отменял.
* * *
— И куда мы едем?
— В Трансильванию.
Митос присвистнул.
— А поближе дел у тебя не нашлось?
— Ну извини. Когда я выезжал из Парижа, тебя в моих планах как-то не было.
— Так какие черти понесли парижского монаха в мрачную и дикую Трансильванию?
Дарий неодобрительно покосился на Митоса из-за «чертей», но укорять не стал. Попутно прикинул, не рискованно ли рассказать Митосу истинную цель их поездки, но потом рассудил, что Митос меньше всего похож на человека, способного отыграться на смертном сыне смертного друга своего врага. Да, собственно, и врагом Митоса Дарий не считал. И надеялся, что это взаимно.
— Там сын моего друга. Формально — второй в очереди из претендентов на престол Валахии, но по сути — сводный брат нынешнего господаря и изгой, чья жизнь немного стоит. На смертном одре я обещал своему другу позаботиться о его единственном отпрыске.
— Ага, — задумчиво кивнул Митос. — А едешь ты из Парижа, и твой друг умирал во Франции. Я чего-то не понимаю, или в Валахии наследование тоже идет по отцовской линии?
— Всё ты правильно понимаешь, — вздохнул Дарий. — Мать Влада вышла замуж за тогдашнего господаря Валахии через пару месяцев после расставания с моим другом.
— Какая замечательная интрига! — присвистнул Митос. — Но, насколько я помню, в Валахии сейчас правит Влад Дракул, сыскавший дурную славу своим излишне жестоким нравом и склонностью казнить за малейшую провинность. Не о его ли сводном брате речь?
