— Ты всегда делаешь, что он хочет?
— Конечно, когда речь идет о подобных вещах. Он в семье добытчик.
— Ты позволяешь вытирать об себя ноги, Ри. А я говорила, что так оно и будет.
— Неужели? Вот и неправда.
Гвен вроде бы отступилась. Она смяла обертку от сигаретной пачки, сунула ее в переполненную пепельницу и аккуратно смахнула со стола пепел.
— Как Алун? — спросила она с кривой улыбкой.
Почти полсекунды вопрос казался вполне безобидным, как легкий билет на экзамене — подойдет все, что бы ты ни ответил, лишь бы по теме. Рианнон едва не начала рассказывать о результатах медицинского осмотра месячной давности — доктор тогда еще сообщил довольно холодным тоном, что печень, сердце и легкие Алуна в прекрасном состоянии, — но решила, что будет тактичнее об этом не упоминать. Она заметила, что Гвен подняла брови, прежде чем улыбнуться. Экая у нее богатая мимика!
— Как обычно, — сказала Рианнон. — Веселый и шумный, кроме тех случаев, когда мне это не нравится. И меня это вполне устраивает.
Гвен ответ не понравился. Она торопливо встала и нетвердой походкой направилась к помойному ведру позади Рианнон. С громким шорохом запихала в него пустую бутылку, втоптала ее поглубже и стала стучать пепельницей о край ведра, вытряхивая мусор. Все это время она молчала — наверное, перегруппировывалась. Когда Гвен заговорила, по звучанию голоса было понятно, что она стоит, повернувшись спиной. Рианнон беспокойно поерзала на стуле.
— Знаешь, твое письмо ошарашило Малькольма. До нас уже доходили слухи, но ничего определенного. Он буквально ошалел.
— Надеюсь, не от ужаса.
— Конечно, нет. От восторга. От радости. — Гвен не было видно, но громкий хлопок недвусмысленно дал понять, что она делает. — И еще кое-чего — ты же сама понимаешь, Ри.
Гвен подошла к столу, держа новую бутылку вина и пустую, но грязную пепельницу, и с размаху плюхнулась на свое место.
— Ты была его первой любовью, — безапелляционно заявила она.
— Приятно слышать. Он ужасно милый.
Рианнон не покривила душой и не могла понять, почему ей так неловко говорить об этом вслух.
— Он ничего не рассказывает, — продолжила Гвен, взглянув на часы. — О том, что у вас было.
— Гвен, ему нечего рассказывать. Ничего не было.
Рианнон почувствовала, что почти восхищается подругой и одновременно хочет стукнуть ее чем-нибудь тяжелым — за то, как та приняла объяснение, даже не пытаясь сделать вид, будто поверила или, наоборот, не поверила. Просто кивнула, а затем принялась вертеть в руках заново наполненный бокал, и лишь по сдвинутым бровям можно было понять, что она вот-вот начнет атаку. Едва Гвен набрала в легкие воздуха, как в дверь позвонили, резко и настойчиво. Мгновение спустя Рианнон услышала голос Дороти и усмехнулась про себя.
Дороти ворвалась в комнату, долго обнимала Рианнон, извинилась за то, что пришла раньше назначенного времени, потребовала, чтобы ей рассказали все новости, и выслушала их — по крайней мере молчала и смотрела на подругу, пока та говорила. Такое поведение заинтриговало Рианнон и явно огорошило Гвен, которая заметно сдерживалась, чтобы не воскликнуть, что все подстроено с единственной целью — выставить ее в неприглядном свете, а Дороти ведет себя непорядочно и долго не продержится. Так или иначе, с последним она бы попала в точку: Дороти осушила первый бокал уже через десять минут, второй — еще быстрее. Задолго до конца вечера (но уже после того как Алун, Малькольм и Перси вернулись из паба), она принялась рассказывать всем, а потом только Гвен, об одном племени из Новой Гвинеи, которое строит на деревьях хижины, однако в них не живет; возможно, в далеком прошлом эти дома предназначались для душ предков, а может, и нет. Когда пришло время идти домой, она послушно пошла к двери и минут пятнадцать пыталась выйти, несколько раз повторив, что утром ждет Гвен и Рианнон у себя дома, на чашечку кофе.
— Думаешь, она теперь всегда в таком состоянии? — спросил Алун, когда они с Рианнон раздевались в маленькой спальне для гостей. — Малькольм кое-что рассказывал.
— Наверное, хотя мне кажется, что сегодня она перебрала на радостях, что нас видит.
