— Пусть достается. По крайней мере, у нас будет свой клуб и никто не посмеет больше дразнить нас бабами. Свой крикет — ведь это прелесть! — говорил Кьюзек, увлекаясь новой мыслью и совершенно позабыв о Баунсере. — Когда же мы начнем, Риддель? Сегодня? Сейчас?
— Да хоть сейчас, — сказал, смеясь, Риддель. — Я предлагаю Кьюзека в секретари.
Мальчик покраснел от удовольствия.
— Какой же я секретарь! Будьте лучше вы секретарем, Риддель, — сказал он.
— Нет, ты лучше знаешь своих. Ты будешь секретарем, Фильнот или Пильбери — казначеем, а меня выберите, если хотите, президентом или чем-нибудь в этом роде.
Было решено оповестить завтра же все отделение и пригласить на заседание всех желающих быть членами клуба. Риддель принимал самое горячее участие в обсуждении всех мелочей устройства нового учреждения.
— Мне кажется, что если поработать хорошенько, мы еще успеем подготовить собственную партию крикетистов для крикета младших классов, — сказал он.
— Беда в том, что до конца учебного года мы оставлены без прогулки на один час ежедневно.
— За что?
Последовало грустное повествование о приключении с сероводородом,
— Да, это досадно, но, может быть, нам еще удастся помочь горю, — сказал старшина. — Я поговорю с мистером Парретом, расскажу ему о нашем клубе и попрошу его отменить наказание. Конечно, мне придется дать ему за вас слово, что впредь вы не будете участвовать в подобных шалостях. Могу я дать это слово?
— Можете, можете! — раздались радостные голоса.
Каково было торжество мальчуганов, когда на следующий день Риддель объявил им, что мистер Паррет согласился отменить наказание и что они могут располагать своим свободным временем по-прежнему! Но еще сильней радовался сам Риддель: половина дела в отделении Вельча была сделана — он приобрел верных союзников в лице его младших членов.
XVIII
ВЫРОДИЛСЯ ЛИ ВИЛЬБАЙ?
Попытка поднять дух отделения Вельча не прошла Ридделю даром. Она, естественно, усилила раздражение против него классных старшин отделения, которые до тех пор царили бесконтрольно, и раздражение это не замедлило проявиться. Риддель этого ждал и потому не удивился, когда тотчас после заседания крикетистов, о котором говорилось в предыдущей главе, Сильк последовал за ним в его комнату с видимо неприязненными намерениями.
Сильк выходил из себя нелегко, но на этот раз он едва сдерживался. И немудрено: трудно быть спокойным человеку, внезапно потерявшему власть, как потерял ее Сильк. Будь он добросовестным и старательным старшиной, гнев его был бы не только понятен, но и простителен. Но Сильк не был ни старательным, ни добросовестным. Пока он мог делать, что хотел, командовать своими друзьями, а главное — свободно мстить врагам. Ему не было никакого дела ни до своего отделения, ни до школы; он и должностью-то своей не дорожил до тех пор, пока ее не стали у него оспаривать. Он был в этом случае собакой на сене: не исполняя своих обязанностей, он не хотел допустить, чтобы кто-нибудь другой исполнял их за него.
Риддель, со своей стороны, был рад объясниться с Сильком раз навсегда. Сильк был одним из немногих учеников, которых он не любил; он считал Силька, во-первых, вредным для всей школы, во-вторых, смотрел на него как на злого гения маленького Виндгама. Потому-то, когда Сильк вошел к нему, Риддель не почувствовал той робости, какую всегда испытывал при объяснениях с другими товарищами.
— Я пришел расспросить вас о новом клубе. Интересно знать, чья это затея, — обратился Сильк к старшине самым вызывающим тоном.
— Моя, — отвечал Риддель.
— Так я и знал! Только такой нахал, как вы, может позволить себе такую вещь. Разве вы не знаете, что за последние два года старшинами всех клубов в нашем отделении были Тукер и я?
— Знаю.
— Так зачем же вы впутались не в свое дело?
— В этом году у вас совсем не было клуба крикетистов.
— Большое вам дело до крикета! Конечно, все это штуки, чтобы унизить нас с Тукером в глазах отделения, — сказал Сильк.
— Вы ошибаетесь, — возразил спокойно Риддель.
— Нет, не ошибаюсь. Не я один — все это думают. Кто поверит, что человек серьезно заботится о деле, в котором сам ничего не смыслит?
