Наш странный Старик, случись ему зайти в чужой дом по вопросу целительства или прорицания, первым делом просил погасить экраны.
Он всё чаще пророчествовал; несколько раз его предсказания не сбылись, а он лишь радовался своим промашкам. Нужно сказать, что те, кого касались предсказания, радовались еще больше, но ведь у них были на то основания. И его стали с добродушной иронией подначивать: что ж ты, мил человек? Али недостаточно просветлён? Лжепророк ты, дядя, напраслину гонишь на люд честной: никаких бед с нами больше не случается! Он соглашался, имитировал речь, и в головах слушателей возникало:
– - Не судите строго, парни, дал маху дед. Показалось мне, что Толик-хлебовоз нагрузится в пятницу вечером по-свински, вот и предупредил: не суйся, мол, в конце недели на трассу, в больницу попадешь. А он взял да и воздержался! Подвел старика… Или -- почудилось, что Ленка-язва мужичка своего до каления доведёт. Ну и шепнул Ленке: ох, изобьют тебя, кисоньку, и всё за язычок без костей; не умеешь ты, золотко, смолчать, значит, терпи… научилась вдруг! Ну не дают пророку пророчить! Не дают на хлеб заработать!
– - Подсаживайся, мы тебя пивком поправим, -- смеялись мужички.
Он казался нам одним из тех, кто сумел осознать своё назначение, -- вот только не понять было, в чём оно, назначение старика. Никого не удивляло, что дети ходят за ним по пятам, а ласточки порхают прямо у лица. И рассказывал он ласточкам и детям нелепые стихи о мостах и воротах -- без рифмы, без содержания, без обязательного завершающего многоточия. Рассказывал как пересказывают сны: обстоятельно, негромко, самому себе удивляясь. Кто-то из подростков при этом обычно наигрывал на дудочке. Дудочки -- одна или несколько -- постоянно звучали где-то по соседству с каждым из нас.
Однажды пришел он в редакцию районного издания и вынудил редактора дать объявление: "Досточтимые обитатели нашего славного воеводства! Мои самопоющие дудочки-рассказки пригодны для многих дел. Они радуют детей, повышают урожайность и снижают уровень преступности. Если ими раскатывать тесто, пирог получится пышным и пахучим. Трубки могут использоваться как канделябры, калейдоскопы и велосипедные насосы. Покупайте мои дудочки. Цена договорная".
Стали покупать. Он брал деньгами, поделками, признаниями. Одному отдавал за копейки, от другого требовал всё домашние золото. Охотно уступал в торге -- но, бывало, заломит вдруг непомерную цену и лишь усмехнется в ответ на просьбу сбавить. А затем, предупреждая вздох разочарования или вспышку гнева, дотронется до рукава просителя -- и просто подарит дудочку.
В апреле долго бушевали грозы. Ручьи унесли прошлогодний сор; наступило утро воскресенья, и над территориями возникло неподвижное розовое облако. Точно прозрачный хрусталь, разделяло облако землю и небеса, ничуть не препятствуя солнцу светить, а дождю проливаться на поля и сады. Воздух сделался чистым, легким и восхитительным на вкус. По неизвестной причине прекратились все радиопередачи. Пусто трещали экраны телевизоров. Молчали телефонные трубки, выстукивали бессмыслицу телеграфные провода. Прибежал обгоревший человек, закричал: "везде война, а вы тут что?" -- и, недоговорив, испустил дух. Любопытные выехали на своих солнцемобилях на пикник. Прямо от границ воеводства во все стороны -- конечно, исключая море -- простиралась пустыня. Сыпался о неба песок, в пепле копошились черви, бывшие заповедные леса никли под натиском суховея. Любопытные вернулись. Пикник не удался.
Старик снова удивил всех. Он произнёс длинную речь.
– - Мы тоже умерли. Наш маленький рай -- продолжение нашей земной юдоли. Были мы не ангелы, это правда, -- зато и чертями не стали. Почему-то многие думали, что можно верить в загробную жизнь и делать мерзости. Лучше бы наоборот… Здесь уже никто не способен учинить мерзость без особых на то оснований, из выгоды или вследствие неодолимой страсти, или просто так, исходя из взлелеянной в себе привычки. Отец душ, в милосердии и могуществе достигший совершенства, изъял наше сообщество из новейшей истории. Теперь у нас собственная история. Верить в загробную жизнь -- а также и в земную -- равно как и в существование Отца, по чьей воле мы движемся орбитами нашими -- столь же необязательно, как и разбираться в небесной механике. Вера обманчивее разума. Но, как говорится, практика -- критерий истины, а жизнь -- лучший учитель… Законы, правящие вещным миром, строги словно совесть и наглядны как казнь!
