Старик прячется в тень - страница 30
— Куда это вы пойдете, что вы умеете делать? Ха-ха!.. — опять ожил Ян Савельевич. — Кому вы нужны, родственница известного нэпмана?.. Только я мог вас спасти… Ничего, вернетесь и еще поклонитесь. Все дороги ведут в Рим.
Анна Михайловна покачала головой.
— Я не ваша родственница. Я сестра вашей жены, но никогда не была и не буду вашей родственницей, Ян Савельевич. Пойдем, Рома.
Она взяла его за руку, и они вышли из кабинета. Ян Савельевич издал звук, похожий на свист шарика, из которого выходит воздух, и опустился на затоптанный стул.
Анна Михайловна пошла в свою комнату и там долго и печально смотрела на карточку Роминого отца. Потом она двумя руками пригладила волосы и сказала сыну:
— Он больше не будет на тебя кричать. И на меня тоже. Мы уедем отсюда. Не знаю куда, но уедем. Ты уже большой, не бойся, как-нибудь проживем.
— Я не боюсь, мама, — сказал Рома.
А из кабинета Яна Савельевича было слышно, как он ходил из угла в угол, вероятно, прикидывая и соображая, что предпринять, чтобы выпутаться из неприятнейшей истории, в которую он так неожиданно влип.
С утра Митря явился к Адриану.
— Эй, спящее дитятко! — крикнула Агафоновна. — По твою душу пришли.
— Кто там еще? — высунувшись из-под простыни, проорал Адриан.
— Не узнать. Франт какой-то.
Зевая на ходу, Адриан в трусиках и майке выскочил на веранду. Митря ждал его в полном блеске. Наглаженные брюки, сияющие ботинки. И футболка в порядке. Не видать, что на локтях протерлась. Рукава завернуты высоко. Даже волосы смочены водой и расчесаны.
— Ты чего это с утра?
— Нам же идти. А вдруг они раньше… Еще пропустим, тогда как узнаем?
— Что же, так до половины третьего и будем там торчать?
Митря задумался. Конечно, он поторопился. Но уж очень не хотелось сидеть ни дома, ни в баньке с голубями. Да и разве можно на голубятне в этаком виде? А не надень с утра штанов — мать закроет шкаф на ключ. В старых, что ли, идти?
— Делать все равно нечего, — сказал он.
— Ну и дрыхал бы…
— И спать надоело.
— Может, купаться сходим пока? — Адриан еще раз зевнул.
— Не, купаться не пойду. Еще брюки свистнут.
— Ладно. Сейчас оденусь.
Агафоновна предложила Митре поесть вместе с Адрианом, но тот от завтрака отказался. Митря никогда не ел в чужих домах, сколько бы его ни уговаривали. Хотя не часто у Митри бывало на столе то, чем кормили его приятелей.
Как ни тянули время, а в садик на площади явились в половине второго. Сели на скамейку и стали ждать. День выдался теплый, солнечный, и двери Художественного музея на этот раз были распахнуты на улицу.
Вдруг Адриан толкнул локтем приятеля и прошипел:
— Смотри, Марселин дедушка!
В двух скамейках от них, на повороте аллеи, сидел дедушка Марсельезы и, нацепив на нос пенсне со шнурком, читал газету «Крутовская правда». Мальчиков он, видно, не заметил.
— А чего он тут?
— Кто его знает? Гуляет. Что одному-то дома сидеть?
Ждать пришлось долго. Часов не было, и то Митря, то Адриан бегали на улицу, интересовались временем у каждого, кто проходил мимо. Потом они забеспокоились. А что если все изменилось и сюда никто не придет?
Но тут как раз появился Ян Савельевич. Он появился со стороны площади и стал прохаживаться возле музея. Мальчишки не спускали с него глаз. Через некоторое время послышалось знакомое чихание и рев исполкомовского автомобиля. Он вынырнул из-за угла и, оставляя за собой пыльный хвост, подъехал к музейному крыльцу. Сожич снял шляпу и заулыбался прибывшим.
Из машины выскочил Валентин, а за ним исполкомовский начальник в кожанке. Все трое поднялись по лестнице и исчезли в дверях музея. Усатый шофер остался их ждать.
Марсельезин дедушка тоже обратил внимание на приехавших. Он оставил газету и, сняв пенсне, внимательно смотрел в сторону автомобиля.
Теперь Адриану и Митре ничего не оставалось, как ждать.
Трудно сказать, сколько прошло времени. Но вот на улицу вышел со шляпой в руке Ян Савельевич Сожич. Он был пунцового цвета. Вытащил из кармана платок и принялся вытирать им шею и голову.
— Готово, попался! — воскликнул Адриан.
— Ага, сразу видно!
Сожич надел шляпу и, спрятав платок в карман, быстро пошел по улице. Он как бы убегал подальше от музея. При этом Ян Савельевич разводил руками, будто разговаривал сам с собой.
