Колесница-разрушитель сдвигается вперед на неумолимый дюйм.
Мишель снимает с верхней полки чемодан, ставит его на соседний стул и открывает. Она начинает укладывать в него платья и юбки, соседствующие в шкафу с блейзерами и кричаще-яркими широкими брюками. Тод и Тед присоединяются к ней. Они начинают уговаривать ее, вполголоса, но у Старфайндера тонкий слух.
— Майк, ты спятила. Погоди хоть несколько дней. — (Тед).
— Ты сошла с ума, Майк? — (Тод). — Этот шут, с которым ты собралась бежать, тебе в отцы годится!
— Нет! И я не сбегаю, а просто ухожу. Возвращаюсь туда, где мое место.
— Где же это? — (Тод).
— Не имеет значения. Вы двое можете забрать мою машину. Можете продать ее, если хотите. Я подпишу право собственности перед уходом.
Тод хватает ее за плечи и целует.
— Ты не можешь вот так уйти, Майк! Такие тройки, как наша, складываются не каждый день!
Мишель высвобождается из его рук. Она складывает зеленое платье, убирает в чемодан к остальным. Ее движения и экономны и неторопливы. Она, кажется, ничуть не огорчена. Старфайндер пристально вглядывается в нее. На Дёрте ей давно обрили бы голову, а ее саму поставили бы к позорному столбу на площади. Даже на Голе ее образ жизни вызвал бы неодобрение. И тем не менее она стоит тут, словно святая, излучая невинность.
Безумный Монах, окончательно проснувшись, начинает колотить в дверь своей темницы.
— Тебе слишком нравится наша жизнь, Майк, — говорит Тед. — Ты не сможешь обойтись без нас.
— Может быть, и нет. Но я попробую.
Замок щелкает, как ломающийся прутик, и Монах вырывается из своей темницы, тесня тюремщика. В сознании Старфайндера внезапно взрываются безобразные грубые слова, обретают форму непристойные картины. Он обнаруживает, что широкими шагами пересекает комнату. Увидев его лицо, Тед и Тод пятятся. Мишель в упор смотрит на него, но не отшатывается.
Голос его звучит хрипло.
— Это и есть твоя семья?
— Иногда мы называем такие треугольники семьями, Старфайндер. Может быть, мне следовало объяснить это прежде, чем я привела тебя сюда. Такие вещи — дело обычное; я сочла само собой разумеющимся, что ты все знаешь об этом. Я… наверное, я просто забыла, что ты с Гола.
— Не с Гола. С Дёрта!
Тогда она отшатывается, но не из-за самих слов, а из-за бешеной страстности, с какой он их произносит.
— Не кричи на меня, Старфайндер.
— Ты не та девочка, за которой я прилетел на Землю. Ты незнакомка! Скандально живущая с двумя мужчинами! Без стыда!
— Почему я должна стыдиться? Сейчас Век сексуального просвещения. Средневековье Секса давно позади.
— Просвещение! Просвещение — совокупляться с грязной кучей тел?
— Пожалуйста, не говори так, Старфайндер.
Его хриплый голос безжалостно продолжает разгон:
— Ты и твоя проклятая Ба! Как же они любят тебя, твои любезные Тед и Тод? Сколькими извращенными способами? И как ты любишь их?
Лицо у нее белое, как меловые скалы Донуорлда, но она сохраняет самообладание.
— Здесь, на Земле, у нас полная сексуальная свобода. Совсем не так, как на Ренессансе. И совсем не так, как на… на… — В ее глазах вдруг появляется осознание. — На Дёрте. Ты болен, Старфайндер. Теперь я понимаю, на что ты намекал. У тебя действительно есть предубеждение против секса. Позволь, я помогу тебе. Я полечу с тобой, и…
— Нет! — Безумный Монах рассвирепел. — Я не хочу, чтобы ты была рядом со мной, потаскушка! Проститутка! — Его рука поднимается, словно бы самопроизвольно, и бьет ее по щеке.
Откачнувшись, она едва не падает. Но не сводит глаз с его лица. Они широко открыты, в их глубине — темная синева потрясения и печали. Пока он стоит, глядя в них, их туманят слезы.
Тод делает шаг вперед и хватает его за запястье. Старфайндер вырывается и наносит звездному мальчику удар в горло тыльной стороной кисти. Тод спотыкается о стул, на котором стоит чемодан и стул опрокидывается, разбрасывая по полу разноцветные платья, юбки и блузки.
— Ты одержимый, Старфайндер, — шепчет Мишель. — Одержимый! Как это, должно быть, ужасно!
Слуха Старфайндера достигают далекие крики. Это повторяющиеся отголоски хриплого голоса… голоса безумца. Он опознает в нем свой голос.
