– Но позволь, – перебила старая дама, – какой же он алкоголик. Разве твой Володя пропивает вещи?
– Да что ты! – вспыхнула старшая дочь и потянулась за новой папироской. – Еще этого не хватало. Конечно, нет.
– Может, получку пропивает, а детям надо на питание, одежду?
– Нет, никогда. Я бы ему не так показала.
– Может, он после встречи с друзьями не выходит на работу и дома пьет в одиночку горькую?
– Что ты, мамочка, дома он никогда не пьет, если один.
– Так в чем же этот самый его агкоголизм выражается?
– Как в чем? Неужели тебе непонятно? Он же употребляет алкоголь, этот самый страшный из всех земных ядов. Он приходит домой с опухшими глазами, иногда пытается запеть, тычется из угла в угол вместо того, чтобы сидеть и молчать. Я пробовала с этим бороться, не разговаривала с ним целыми неделями, переставала подавать ему обеды и ужины, один раз ударила даже его по лицу, пригрозила пойти в партийное бюро и рассказать всю правду о его поведении.
– А он?
– Он ответил, что если я это сделаю, то навсегда упаду в его глазах.
– А ты?
– Я не выдержала и пошла к секретарю партбюро.
– И чем же все кончилось?
– Володя вернулся в тот день со службы, молча упаковал чемодан и ушел из нашего дома.
Дочь после этих слов залилась снова слезами, а старая дама приблизилась к ней и стала гладить светлые крашеные волосы.
– Милая девочка, – задумчиво произнесла она. – Как мне тебя жаль. Твой Володя поступил совершенно правильно.
