Становление академической традиции в русском народно-инструментальном искусстве XIX столетия - страница 14
Обратим внимание на то, что В. В. Андреев говорит о «типических особенностях», сохраненных им в усовершенствованном инструменте. Этот факт является наиглавнейшим в определении народности инструментария. Проведенное нами ранее исследование проблемы народности музыкального инструментария определило в качестве сущности народного инструмента единство двух противоположностей: типического и специфического.[37]
Говоря далее о других инструментах оркестра, В. В. Андреев постоянно подчеркивает неизменность присутствия в них типического. Так, он говорит: «Усовершенствованная мною домра сохраняет в точности тип старинного инструмента»,[38] а «для музыкальной передачи русских народных песен такой (великорусский. - Д. И.) оркестр является наиболее типичным» [там же, стр. 38] и т. п. Тем самым типическое становится важнейшим фактором, определяющим отношение усовершенствованного инструментария к группе «исходных» народных инструментов. Специфичность же вытекает из самой природы последних, не заимствованных, а оригинально русских по своей сущности. Сам В. В. Андреев писал в этой связи: «Усовершенствованные инструменты нашего народа являются независимыми и вполне самобытными, чисто русскими представителями в семье народных инструментов...» [там же, стр. 46].
В особой степени национальное своеобразие русских инструментов оценили иностранцы. Так, после гастролей Великорусского оркестра во Франции в 1900 году В. В. Андреев писал о том, что парижская пресса отмечала «удивительную звучность, оригинальность тембра и художественное исполнение» [там же, стр. 50]. Выдающийся французский композитор Ж. Массне восторженно писал В. В. Андрееву: «Я слушал с громадным интересом русский кружок балалаечников, и я восхищен их талантом и теми новыми музыкальными эффектами, которые они умеют извлекать из своих столь живописных инструментов» [там же, стр. 164]. Позже К. А. Вертков отмечал: «Иностранцы (немцы) без предвзятой мысли о пресловутом «камаринском мужике» вынесли объективную оценку великорусскому оркестру с его инструментами и его репертуаром. Самобытность, национальное своеобразие русской народной музыки в интерпретации андреевского коллектива сказались более отчетливо, нежели в привычном звучании общеевропейского симфонического оркестра».[39]
В. В. Андреев предпринял максимум усилий, чтобы сохранить самобытность и национальное своеобразие в конструкции балалайки, в чем ярко проявилась его приверженность народной традиции. Сравнивая андреевскую балалайку с ее народным прототипом, можно обнаружить, что конструктор привел в соответствие с акустическими требованиями форму кузова, создав естественный резонатор, скорректировал длину грифа, приспособив его к исполнению хроматической гаммы по всему диапазону, заменил перевязные лады на стационарные и использовал при изготовлении инструмента твердые породы дерева. Предпринятая В. В. Андреевым реконструкция обиходных балалаек была продиктована, как справедливо отмечает В. М. Блок, «новыми художественными условиями и задачами, связанными с объединением их в оркестре, - на это балалайки и другие народные инструменты, разумеется, не были изначально рассчитаны».[40]
Все эти изменения в конструкции балалайки, безусловно, повлияли на тембр инструмента, придав ему силу, плотность и протяженность в звучании, что более всего соответствовало сложившейся академической традиции, не противореча при этом и народной практике. Приверженность андреевской балалайки народной традиции отмечает и М. И. Имханицкий. В частности, он пишет о том, что в усовершенствованном инструменте «были сохранены все лучшие качества фольклорного прототипа — характерная звонкость тембра, выразительная проникновенность звука, особая ритмическая четкость игры и т. д. Сохранила она треугольную форму деки, количество струн. Исполнительские приемы в основном остались прежними».
