Может быть, этим объясняется ее депрессивное состояние? «Моя няня, – пишет Светлана Аллилуева, – говорила мне, что последнее время перед смертью мама была необыкновенно грустной, раздражительной. К ней приехала в гости ее гимназическая подруга, Полина (Перл) Семеновна Карповская, она же – Жемчужина (жена Молотова). Они сидели и разговаривали в моей детской комнате... и няня слышала, как мама все повторяла, что «все надоело», «все опостылело», «ничего не радует»; а приятельница все спрашивала: «Ну а дети, дети, дети?» – «Все и дети», – повторяла мама ».
Впрочем, существуют и другие свидетельства, прямо указывающие на предпосылки к психическому заболеванию. Рассказывая о своих тетках, дочь Надежды упоминает, что у ее матери была «дурная наследственность со стороны бабушкиных сестер – склонность к шизофрении». Действительно: сестра Надежды Анна Аллилуева впоследствии заболела психически, а еще в молодости, после душевного потрясения, сошел с ума их брат Федор.
При неуравновешенной психике жены Сталина конфликтным мог стать сам образ его жизни политика, его аскетический быт, круг его интересов, о который разбилась «любовная лодка» Надежды Аллилуевой. Быть женой вождя оказалось очень трудно.
Сталин был потрясен смертью жены, но он вынес себе поражающее обыденной простотой и глубокой философской афористичностью обвинение: «Я, конечно, был плохим мужем, мне некогда было водить ее в кино».
В день похорон 11 ноября гроб с телом Н. Аллилуевой был установлен для прощания в здании, где позже открылся ГУМ. «Я никогда не видел его плачущим, – вспоминал Молотов. – А тут, у гроба Аллилуевой, вижу, как у него слезы покатились». Хоронили на Новодевичьем кладбище. Кроме родных и друзей, на кладбище присутствовали члены Политбюро. Каганович рассказывал, что Сталин «стоял тут же у могилы... Он был страшно подавлен».
Действительно, после самоубийства жены он долго не мог обрести душевного равновесия. Все в жизни можно исправить, кроме смерти. Все катастрофически переменилось. Сломалось. Изменился и он сам. В эти тяжелые для него дни он сменил кремлевскую квартиру. Он не мог оставаться там, где умерла его жена. Впрочем, теперь он нечасто ночевал в Кремле. Отдельную кирпичную дачу в Кунцево начали строить еще в 1931-м; он перебрался сюда и жил здесь до конца жизни.
Дачу окружал густой лес, но это место нельзя было назвать райским. С севера пролегало Можайское шоссе, откуда постоянно доносился гул транспорта, раздавались частые сигналы. Западнее, в деревне Давыдково, пьяные мужики вечерами горланили под гармошку; было слышно, как их неистово бранили голосистые жены. С юга находилась Киевская товарная станция. Там не умолкал грохот вагонов при сцепке, стук буферов и пронзительные гудки маневрового паровоза, от которых лес не спасал.
До конца года Сталин не участвовал ни в одном значительном общественном мероприятии, ничего не написал, кроме маленькой статьи «Господин Кэмпбелл привирает» в связи с публикацией в США книги «Россия – рынок или угроза?». Статья содержала описание беседы с автором книги в 1929 году. Говорят, что на одном из заседаний Политбюро Сталин встал с желанием объявить об отставке: «Возможно, я стал препятствием на пути единства партии. Если так, товарищи, то я хочу искупить свою вину...» Затянувшееся молчание умышленно грубовато нарушил Молотов: «Хватит, хватит. Партия тебе верит...»
Еще говорят, что повторяемым им в это время афоризмом были слова грузинского поэта Руставели: «Моя жизнь– безжалостная, как зверь». Конечно, жизнь не баловала его обычными житейскими радостями, а после смерти жены она уже без остатка принадлежала партии и огромной стране, стоящей утесом посреди неспокойного океана остального мира. В письме матери 24 марта 1934 года Сталин писал: «После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным».
Именно к этому трудному для Сталина периоду, когда жизнь выбила его из колеи, и он практически отстранился от государственных дел, относится один из расхожих мифов о якобы происшедшем в начале 1933 года массовом голоде на Украине. Этот миф оказался настолько живуч, что практически никто из исследователей не подвергает его сомнению, принимая на веру совершенно абсурдные утверждения.
