О троцкистах и зиновьевцах он говорил, что их организации почти целиком слились, что внутренние трения существуют, но в общем заговоре они выступают как единая организация, которая руководствуется указаниями Троцкого из эмиграции.
Он говорил мне, что центр их блока в общем блоке заговора представлен Пятаковым и Каменевым. «Правые в данное время, – говорил Енукидзе, – наиболее сильны. У центра правых, помимо соглашения с троцкистско-зиновьевским центром, существует контакт с меньшевиками и эсерами».
С меньшевиками контакт устанавливал Рыков (о связи Рыкова с закордонным блоком меньшевиков через Николаевского я знал до разговора с Енукидзе, и об этом уЖе говорил). С эсерами контакт установил Бухарин. В центре заговора правые представлены Томским, Рыковым и самим Енукидзе. Наконец группу военных, очень сильную группу, имеющую свой центр, представляет в центре заговорщик Корк.
Вопрос: А от заговора в НКВД, кто входил в этот центр?
Ягода: Енукидзе предлагал мне войти в состав центра заговора, но я от этого категорически отказался. Я заявил ему, что не могу принимать участие ни в каких совещаниях, не могу встречаться ни с кем из участников центра. Я согласен включить свою организацию в этот общий заговор, но так, чтобы об этом никто не знал, кроме него, а связь с центром буду осуществлять только через Енукидзе».
Можно ли усомниться в этих признаниях? Это трезвые суждения в общем-то неглупого человека, имевшего реальную информацию и личные интересы. Однако, проявляя расчетливость и осторожность, стремясь не «засветиться», Ягода боялся оказаться вне игры в случае удачного осуществления переворота.
Поэтому он предпринял действия по организации собственной группы заговорщиков. Ягода признавался 19 мая 1937 года: «...Разговор этот [с Енукидзе] произвел на меня большое впечатление. К этому времени в самом аппарате б.[ывшего] ОГПУ сколько-нибудь сильной организации не было. Я только приступил к ее созданию. Если бы план был принят и потребовалось участие в осуществлении его, то я оказался бы в дураках и реальной силы выставить не сумел бы.
...Наряду с этим меня напугало, что центр заговора ставит реально вопрос о государственном перевороте, и он может быть осуществлен без меня и так, что я останусь на задних ролях. Это обстоятельство и решило вопрос о необходимости форсирования организации собственной силы в ОГПУ-НКВД, и с этого момента начинается создание самостоятельной заговорщицкой организации внутри НКВД. В разговоре с Енукидзе я ему об этом, конечно, не говорил. Я заявил только, что о таких делах прошу договариваться со мной предварительно, а не ставить меня в известность постфактум».
Бывшему руководителю чекистов нельзя отказать в осторожности и предусмотрительности. Он не спешил совать голову в огонь. Но и теперь, рассказывая о тайных кознях, о намерениях людей, с которыми он вошел в соглашение, он не пытался перевалить вину за свое падение на других. Он почти скрупулезно пересказывает ходы в этой затянувшейся партии, которую разыгрывала оппозиция. Может быть, он выгораживал себя? Да, но он не прикидывался безобидной овцой, хотя и не сразу раскрывался перед следователем. В продолжение допроса он показал:
«...Второе совещание центра заговора состоялось летом 1934 года. Незадолго до этого совещания я был у Енукидзе. Он говорил, что в ближайшие дни предстоит совещание центра заговора, на котором троцкисты и зиновьевцы потребуют утвердить их план террористических актов против членов Политбюро ЦК ВКП(б).
Я решительным образом заявил Енукидзе, что не допущу совершения разрозненных террористических актов против членов ЦК, что не позволю играть моей головой для удовлетворения аппетита Троцкого. Я потребовал от Енукидзе, чтобы об этом моем заявлении он довел до сведения Рыкова, Бухарина и Томского. Мой категорический тон, должно быть, подействовал на Енукидзе, и он обещал мне, что правые на совещании выступят против разрозненных террористических актов.
Мы условились с Енукидзе, что немедленно после совещания он поставит меня в известность о решении центра.
