На Уральском вагоностроительном заводе участником троцкистской группы был начальник строительства Марьясян. Он, показывал Пятаков, «направлял средства на ненужное накопление материалов, оборудования и прочего. Я думаю, к началу 1936 года там находилось в омертвленном состоянии материалов миллионов на 50».
Конечно, такие методы вредительства не вписываются в примитивные представления о врагах, пробиравшихся на промышленные объекты с мешками динамита и перерезающих ножом горло уснувшему сторожу. Но было бы нелепо, если бы заместители наркомов и начальники главков рвали штаны, ползая в темноте цехов. Однако историки с дипломами признаниям Пятакова не верят.
Такой простой, деловой, практический подход не вписывается в их убогие представления о вредительской деятельности. Но кто поверил бы в 1961 году, когда началась реабилитация врагов народа, что спустя 30 лет Центральный Комитет партии сдаст советскую власть врагам социалистического строя?
И как раз эта кажущаяся простота вредительства и является убедительным подтверждением реальности событий. Они строились не по голливудским сценариям. Говоря о саботаже и вредительстве в химической промышленности, Пятаков рассказывал:
«Прежде всего был составлен совершенно неправильный план развития военно-химической промышленности... Затем в сернокислотной промышленности, главным образом скрывались и снижались мощности заводов и тем самым, не давалось то количество серной кислоты, которые можно было дать. «...» В отношении азотной промышленности. Здесь и Ратайчак, и Пушйн, главным образом Ратайчак ...при моем непосредственном участии. Здесь шла систематическая переделка проектов, постоянное затягивание проектирования и тем самым затягивание строительства».
Повторим, что эти признания прозвучали в числе прочих на процессе 23-30 января 1937 года. Нет необходимости обладать и инженерным дипломом, чтобы понять всю прозаическую, почти будничную правду о подрывной работе, осуществляемой группой Пятакова. Она была деловой и поэтому эффективной.
Впрочем, действия троцкистов не ограничивались вредительским саботажем. Существовали и планы диверсий. На вечернем заседании суда 23 января была рассмотрена тема вредительства на случай войны.
Отвечая на вопрос Вышинского, Пятаков показал:
«Я подтвердил показания Норкина и сейчас подтверждаю, что в соответствии с полученной мною установкой Троцкого я сказал Норкину, что когда наступит момент войны, очевидно, Кемерово нужно будет вывести тем или иным способом из строя.
...Вышинский: Подсудимый Норкин, вы не припомните разговор с Пятаковым относительно того, чтобы вывести химкомбинат из строя в случае войны?
Норкин: Было сказано совершенно ясно, что нужно подготовить в момент войны вывод оборонных объектов из строя путем поджогов и взрывов.
...Вышинский: Не припомните ли вы подробностей? Шла ли речь о человеческих жертвах?
Норкин: Я помню такое указание, что вообще жертвы неизбежны и невозможно обойтись при проведении того или иного диверсионного акта без убийства рабочих. Такое указание было дано.
Вышинский: А насчет баранов был разговор?
Норкин: В общем, трудно воспроизвести подлинную формулировку, но она была резка в том смысле, что нечего смущаться и никого не надо жалеть».
Правда, не все участники этой подрывной деятельности были законченными негодяями. Вступив в горячий поток заговора, они пытались не замочить ноги, а некоторых смущала и игра с настоящей кровью.
Пятаков отмечал в показаниях: «Троцкий требовал определенных актов и по линии террора, и по линии вредительства. Я должен сказать, что директива о вредительстве наталкивалась и среди сторонников Троцкого на довольно серьезное сопротивление, вызывала недоумение и недовольство, шла со скрипом.
Мы информировали Троцкого о существовании таких настроений. Но Троцкий на это ответил довольно определенным письмом, что директива о вредительстве это не есть что-то случайное, не просто один из острых моментов борьбы, которые он предлагает, а это является существеннейшей составной частью его политики и его нынешних установок.