— Куда вы идёте?
Они были очень взволнованы и ответили:
— Куда глаза глядят.
— Почему вы так отвечаете? — спросила я.
— Ну, скажите, что нам делать! Город горит, за Волгу перебраться трудно.
— Пойдёмте, девушки, с нами работать, — предложила я.
Они посмотрели на нас недоверчиво, спросили:
— А вы кто такие?
Узнав, что я секретарь райкома комсомола, девушки очень обрадовались. Одна из них оказалась кандидатом партии, другая комсомолкой с «Красного Октября».
Наше знакомство началось с того, что мы крепко обнялись. Новые товарищи спросили:
— А что же мы будем делать?
— Прежде всего надо найти место для сбора детей, потерявших родителей, — ответили мы.
Все вместе мы пошли искать, и вскоре место было найдено — три комнаты в подвале Дома грузчиков, где раньше был кондитерский цех. Когда мы занялись расчисткой этих комнат от мусора, к нам подошёл один паренёк, спросил удивлённо:
— Зачем вы это делаете?
Я сказала ему, для какой цели мы расчищаем комнаты. Он посмотрел мне в глаза и спросил:
— А вы кто?
Я ему ответила.
— Вот это здорово! — сказал он. — Здравствуйте, товарищи!.. Я — Миша Медников, комсомолец с Тракторного. Несколько раз пытался добраться до завода — ничего не вышло. Прошу вас — примите меня в свою бригаду, буду делать всё, что вы меня заставите. Могу привести еще одного товарища; он хороший затейник — будет развлекать детвору.
После того как комнаты были расчищены, я вспомнила, что в Доме грузчиков на втором этаже помещался детский сад. Все пятеро поднялись мы наверх и стали перетаскивать со второго этажа в подвал детские столики, скамеечки и раскладушки.
Вскоре к нам присоединилось несколько студенток педагогического и медицинского институтов. Все девушки очень радовались, встречаясь друг с другом, знакомились и сейчас же пристраивались к делу.
Мишу Медникова мы назначили завхозом, велели ему связаться с районным руководством и обеспечить детей питанием. Он привёз целую машину продуктов. Одна женщина выразила желание работать у нас поваром и принесла свою кухонную посуду.
Мы собирали детей в разрушенных домах, подвалах и на улицах. Тяжело было работать. Подойдёшь взять ребенка, а он не хочет идти — сидит у трупа матери и плачет. Уговоришь, возьмёшь на руки, пойдёшь, а на улице захватит налёт. Упадёшь, прикроешь собой ребёнка и ждёшь, пока затихнет бомбёжка.
В одном доме мы нашли умирающего мальчика-подростка. У него все тело было разбито; он кричал от боли и умолял, чтобы его не трогали. Мы принесли ему продукты, положили возле него на столик. Потом я несколько раз заходила его наведывать. Он лежал один в случайно уцелевшем доме. Я поила его. Он подарил мне свой фотоаппарат.
— Возьми, тетя, на память. Мне он не нужен, — я скоро умру, — сказал он спокойно.
На другой день я опять пошла навестить этого мальчика, но дома, в котором он лежал, уже не нашла. Этот дом был разрушен прямым попаданием бомбы.
Мы собрали около четырёхсот девочек и мальчиков. Наша повариха напекла для них на дорогу несколько вёдер лепешек. Когда мы провожали их к переправе на Волгу, все плакали — и дети и взрослые; нельзя было удержаться от слёз.
Кроме работы по сбору детей, наша бригада занималась эвакуацией населения, строительством баррикад, распространением листовок и газет. Листовки мы расклеивали по заборам, где заборы уцелели, и на развалинах зданий. Газеты разносили по блиндажам и распространяли среди бойцов, которые, переправившись через Волгу, шли на передовую. Помню, как я и Стефа Егорова стояли у Дома грузчиков с кипами газет и вручали их солдатам. Пехотинцы останавливались, от души благодарили и, уходя, махали нам пилотками. Танкисты протягивали руки с башен танков, всадники, проезжая мимо, наклонялись с седел, чтобы взять листовки.
Жили мы тогда в подземелье под крутым обрывом у Кулыгина моста, в так называемом «метро».
Ночью, бывало, только присядешь на койку и заснёшь. Так и спишь, сидя. Вдруг слышишь команду:
— Собирайтесь и идите к Волге, скорее — враг прорвал линию обороны.
Начнешь собираться, волнуешься, торопишься, а тут сообщают уже:
— Враг отброшен, — и мы, довольные, ложимся и тотчас засыпаем.
