Сталин шутит. Лучшее и новое - страница 43
– За вашу честность, товарищ Бенедиктов!
Чокнулись, выпили. Сталин махнул рукой:
– Идите, завтра ко мне придете в это же время.
Через какое-то время Маленков и Хрущев поставили вопрос о снятии Бенедиктова с должности министра сельского хозяйства. Сталин почитал их обстоятельную бумагу, похмыкал и произнес:
– Нет, Бенедиктова мы освобождать не будем.
Помолчал и добавил:
– Он честный человек!
Управделами Совнаркома (Совмина) СССР Я. Е. Чадаев хранил как реликвию сталинский подарок – золотые часы. Откуда они оказались у него? Он рассказывал:
«Однажды при докладе Сталину, когда я положил перед ним несколько документов, он вдруг взял меня за руку и не без иронии произнес: «Скажите, пожалуйста, какие у него интересные часы…». Я объяснил, что это подаренные мне швейцарские часы. Очень хорошие, не боятся воды, ударов, магнитного воздействия. Их носят американские летчики. Предложив получше рассмотреть их, я начал снимать часы с руки. Однако он остановил меня: «Не надо».
Уходя, я спросил у помощника Сталина Поскребышева: «Александр Николаевич, почему товарищ Сталин моими часами заинтересовался?». – «У него коллекция ручных часов. Небольшая, но очень интересная».
Потом я зашел по делу к Н. А. Булганину и в двух словах тоже рассказал ему о часах. Булганин подтвердил: «Товарищ Сталин обратил на них внимание потому, что он коллекционер. Как-то я случайно оставил у него свои карманные часы, но обратно получить их уже и не пытался».
Я стал размышлять. Подарить вождю часы? Его реакция на этот шаг могла быть всякой, включая и нежелательный вариант: снятие с работы за подхалимство. Не дарить? Выглядит скупостью или какой-то невежливостью. Наконец, решился. Позвонил Поскребышеву и спросил, на месте ли Сталин. Он ответил, что тот ушел обедать. Положил я часы в конверт вместе с очередным документом на подпись и отнес в приемную для передачи Сталину. Обычно Сталин после ознакомления с моими бумагами вскоре меня вызывал и отдавал все подписанное им. На этот раз никакого вызова не последовало. Это показалось мне плохим предзнаменованием.
Прошли целые сутки. Наконец, звонит Поскребышев и говорит: «Приходи и часы свои забирай». Я похолодел. Захожу к Поскребышеву. Получаю запечатанный конверт, в котором что-то топорщилось. Скорее – к себе. Извлекаю из конверта подписанный Сталиным документ и коробочку. Открываю ее и с изумлением вижу золотые часы-хронометр.
Через несколько дней меня встретил начальник охраны Сталина генерал Власик: «Ну задал ты мне задачу. Вызвал меня товарищ Сталин, дал деньги и поручение – срочно приобрести хорошие часы. Я всю Москву объездил, пока нашел то, что нужно. Привез товарищу Сталину, а он говорит: это для обмена с товарищем Чадаевым…».
Сам Сталин при последующих встречах со мной ни видом, ни намеком не напоминал о случае с часами, не спрашивал, понравился ли мне его ответный подарок. В свою очередь и я не пытался затрагивать эту тему».
Журналисты спросили у Сталина, почему на гербе Армении изображен Арарат, если он находится в Турции. На что тот возразил: «На гербе Турции изображен полумесяц, но он тоже не находится на ее территории».
Рис. 9. Подпись: Улыбки товарища Сталина
В 1950 году Сталин написал работу «Марксизм и вопросы языкознания». Он подверг решительной критике господствовавшие в лингвистике взгляды покойного академика Н. Я. Марра, которые, в общем, завели эту науку в тупик. Исследуя проблему, Сталин консультировался по узкоспециальным вопросам с известным лингвистом А. С. Чикобава.
Надо сказать, что приверженцы теории Марра отличались крайней нетерпимостью к оппонентам, буквально сживали их со свету. Чикобава пожаловался вождю, что два армянских языковеда-академика сняты с работы за критику Марра. Хотя была глубокая ночь, Сталин позвонил Первому секретарю ЦК Компартии Армении Г. А. Арутинову, назвал фамилии и стал выяснять:
– Есть такие люди?
– Да, есть.
– Где они работают?
– Сейчас нигде.
– А кто они по званию?
– Академики.
– Ах, академики, а я думал дворники.
В таких случаях Сталин прекращал разговор, не прощаясь.
Одного академика – восьмидесяти лет – разбудили той же ночью, чтобы порадовать приятной вестью о восстановлении на работе. Другого будить не стали, о приятной вести сообщили утром: все-таки ему было за девяносто.
