«Россия, – объяснял он послу Англии, – как в полусонном, так и в активном состоянии, есть и будет огромным фактором в вопросах войны и мира в Европе и в Азии… С тех пор как она оккупировала Прибалтику и часть Польши, Россия последовательно продолжала жесткий торг с Германией и Японией, или в районах, представляющих для них непосредственный интерес, в результате чего общим следствием ее действий последних месяцев стало торможение и срыв многих планов Гитлера и японцев. Русские, конечно, не имели в виду оказать нам помощь, но так или иначе они нарушили планы Гитлера в отношении Средиземноморья и Суэцкого канала»[32].
Такую трезвую позицию занимала вся команда Рузвельта. В августе 1941 года выдающийся государственный деятель США, Аверелл Гарриман, назначенный специальным посланником президента США в СССР, объяснял дома в публичной лекции: «Если падет Россия, а за ней Великобритания, то Соединенные Штаты останутся один на один с самой гигантской военной машиной в мире, опирающейся на самую большую промышленную мощь, находящуюся под единым контролем»[33].
Так что, что бы ни говорили сегодня на Западе о роли СССР в победе над гитлеровской Германией, но фактом остается то, что в 1941 году американский правящий класс полностью отдавал себе отчет в том, что без России вся Европа упадет к ногам Гитлера и Америка в лучшем случае будет вынуждена замкнуться в изоляции, а в худшем – получить против себя объединенный фронт Германии и Японии и потерять контроль над Американским континентом.
Сегодня наши западные партнеры по культурным и экономическим отношениям предпочитают не вспоминать о том, что в 1941–1942 годах Россия спасла западную цивилизацию.
Западные историки и публицисты предпочитают не помнить о том, что в 1941-м тогдашние их коллеги не верили в то, что население России будет способно сопротивляться агрессии, считая, во-первых, что народ не поддержит сталинский режим, а во-вторых, что в силу своей технической и культурной отсталости русские просто не смогут сопротивляться германской военной машине.
Вот только некоторые факты того времени. За две недели до германского вторжения, а именно 7 июня 1941 года, посольство США в Москве уведомило свой Государственный департамент: в случае нападения Германии (а посольство было уверено, что нападение неизбежно в ближайшие дни) «значительная часть сельского населения встретит иностранную армию как освободителей». А поскольку личный состав РККА набирался в основном из крестьян, то «очень возможно, – считали американские эксперты по России, – что сталинский режим не переживет любое вторжение»[34].
20 июня 1941 года, то есть за день до вторжения вермахта, европейский отдел Госдепа США порекомендовал президенту Ф. Д. Рузвельту не определяться с дальнейшими отношениями с СССР.
В специальном меморандуме Госдепа «О позиции США в отношении СССР в случае войны между Советским Союзом и Германией» президенту США была высказана рекомендация «отказаться признать советское правительство в изгнании или прекратить признавать советского посла в Вашингтоне в качестве дипломатического представителя России, если Советский Союз будет разбит и советскому правительству придется покинуть страну».
Ледяным холодом веет от этих бесстрастных слов сотрудников американского Госдепа, абсолютно уверенных в том, что у сталинского режима нет никаких шансов выжить под ударами гитлеровской армии.
Но такова была действительность тех дней. 15 июля 1941 года английская разведка доносила в Лондон из Москвы, что советское правительство, скорее всего, «может быть захвачено в плен», и оценивала продолжительность советского сопротивления в 1,5–3 месяца.
Более того, Лондон сильно опасался вероятности заключения сепаратного мира между СССР и Германией, некоего подобия ленинского Брестского мира, или создания в России «марионеточного прогерманского правительства», наподобие французского коллаборационистского правительства маршала Петена во Франции, в результате разгрома СССР.
Военный атташе Великобритании в Москве И. Итон сообщал в Лондон, что, скорее всего, советское правительство «может быть захвачено в плен» и потому британскому правительству следует думать о выстраивании в скором будущем своих отношений не с Москвой, а с Берлином.
