– Мы? – Кунст задумчиво поглаживал бороду. – Это вряд ли. Скажу тебе, в этой тюрьме сборище непроходимых идиотов, не считая меня, конечно. Лучшая мысль, которая приходила в головы моим сокамерникам, это спустить штаны, прежде чем облегчиться. Со мной-то, разумеется, история иная…
– И не надоело тебе бахвалиться, Фарий? У меня скоро кровь из ушей пойдет от твоей чванливой болтовни, – сказал мужчина, все время разговора между Кунстом и Полулунком сидевший с закрытыми глазами, прислонившись к стене. – Бывший строитель – тоже мне, важная птица.
– Попридержи язык, Дарий, – огрызнулся Кунст. – Я эту тюрьму своими руками построил и каждую трещинку тут знаю. Разбери тюрьму по камешку, и я ее хоть вслепую обратно соберу.
– Каменный мешок соорудил – да уж, велика заслуга, – ответил Дарий. – Да я из здешней плесени, крысиного помета и каменной крошки могу такую смесь сделать, что если ее поджечь – она всю твою хваленую тюрьму на куски разметает.
– Умоляю, прекрати, – поморщился Фарий. – Ну, делал ты когда-то взрывчатку, и что с того? Твой повод для гордости настолько смехотворен, что меня на куски скорее от смеха разнесет.
– Замолкните оба, – к спору подключился еще один арестант. – Я вот могу силой собственной мысли заставить любого человека делать то, что мне нужно. Так я же не ору об этом день-деньской.
– Гурий, все знают, что ты чокнутый на всю голову дурачок. Поэтому, будь добр, не влезай в разговор серьезных людей, – сказал Фарий.
– Фарий Кунст, велю тебе трижды гавкнуть и укусить себя за пятку! – воскликнул Гурий, зажмурившись и сжимая ладонями виски.
– Честное слово, этот спектакль уже слишком… – начал Кунст, но не сумел договорить. Снисходительная улыбка на его лице сменилась хищным оскалом, а глаза затянула мутная пелена. Издав утробный вой, Фарий повалился на пол и принялся крутиться, пытаясь поймать свою пятку, как собаки порой гоняются за собственным хвостом.
– Ни трех гавканий, ни укушенной пятки – что и требовалось доказать, Гурий, – покачал головой Дарий. – Даже старика не можешь подчинить.
– Просто я недостаточно сильно разозлился, – ответил Гурий, открыв глаза и убрав руки от головы.
– Дурачок – он и есть дурачок, – поднявшись с пола, сказал Фарий.
– Стойте! Прекратите спорить, – Халфмун втиснулся между щурящихся друга на друга Дариейм, Фарием и Гурием. – У меня появился блестящий план. Фарий лучше всех знает, как устроена эта тюрьма. Если Дарий сделает взрывчатку, Фарий подскажет, в каком месте ее взорвать, чтобы можно было выбраться наружу и не погибнуть под обломками. В это время, если стражники что-то заподозрят или заметят, Гурий сможет отвлечь их, внушив, что ничего не происходит, или заставит их глупо тявкать и гоняться за пятками. Если мы будем работать сообща, то сможем сбежать из тюрьмы и обезвредить Роррия. Что скажаете?
– Я скажу, что ты рехнулся, Полулунок, – нахмурился Фарий. – Чтобы я стал участвовать в разрушении тюрьмы, которую построил вот этими самыми руками? Ну уж нет, прошу меня уволить. Да если хоть кто-нибудь сбежит из камеры, спроектированной мною, то моя строительная репутация и обглоданного крысиного хвоста стоить не будет.
– Старик Фарий как всегда тянет одеяло на себя, – ухмыльнулся Дарий. – Но и ему понятно, что ключевая фигура в этом плане – я. А я мог бы и без твоего «блестящего» плана взорвать стену и выбраться на волю. Только делать я этого не собираюсь. Потому что выйдет такая красота: Дарий освобождает всех, а эти все, пальцем о палец не ударившие, и Фарий в первую очередь, рассказывают сказки, что спаслись благодаря своей персональной гениальности. Такую неблагодарность я терпеть не намерен. Лучше уж помереть здесь с этими крысами рода человеческого, чем смотреть на их наглые самодовольные морды по ту сторону тюремной стены.
– Если хочешь знать, я прямо сейчас могу отдать мысленный приказ Роррию Роршахраду лично явиться сюда, освободить меня и сделать вице-президентом Объединенной Конфедерации, – заявил Гурий. – Но я не настолько тщеславен. Великая сила есть еще и великая ответственность. И уж коли даже собственной силе я страшусь давать полную волю, то тем более не стану помогать никому из присутствующих здесь предосужденных преступников.
