Ну точно, я осмелился говорить без разрешения при иерархе. Это почти так же, как и выпрыгивать на ходу из машины. Не так уж много шансов, что выживешь.
Но я всё ещё не определился, повезло меня в первом и втором случае или наоборот. В первый раз я был уничтожен морально и цел физически. Теперь окрылён, но… моё плечо… и кровь заливала глаза.
Несмотря на то, что это был побег, я не собирался бежать. Я поднялся, лишь когда габаритные огни машины скрылись за изломанной линией горизонта. Я отряхнулся, хотя и не знал, за каким чертом мне вдруг понадобилось прихорашиваться. Со всей этой кровью на роже я не стал выглядеть приличнее, когда одёрнул вылинявшую форму.
Я не разбирался в сторонах света, и мог лишь сказать, что если машина поехала на север, то я пошёл на юг. И наоборот. Любопытство, а не боль, задало мне черепаший темп: я останавливался на каждом шагу, чтобы осмотреться.
Помойка, которую клял водитель, показалась мне сказкой. Я решил, что попал в рай. (Может так оно и есть?)
Дорога была разбита — земля пополам с водой. В лужах двигались перламутровые топливные кольца. Погасшие фонари теперь не рассеивали темноту, а как будто всасывали её в себя. Разбитые стёкла под ногами ловили лунный свет.
А это что?
По обочинам лежали кучи мусора. Поразительно, как много вещей может принадлежать человеку, и с какой лёгкостью он может расстаться с… обрывками полиэтилена….. пищевыми очистками… и… хм, никогда такого не видел… кажется, это надевается на голову.
Идеально.
Пристроив на голове первый лично мой предмет гардероба, я сошёл с дороги и направился в сторону светящегося в отдалении городка. Возможно, это было горняцкое поселение или жилища фермеров… ну, тех, что выращивают овощи… зерно… а не новых солдат. Такие, я слышал, тоже бывают.
Но это был не тот случай.
Я попал в отстойник общества. Помойку, в которой гнили выжившие каким-то чудом солдаты-калеки, хитроумные дельцы, полезные энитам, бывшие куклы, бракованная «мебель» — человеческий хлам.
Зачем я туда попёрся? Да, я не самый смелый человек на земле, да и не самый сильный, но это место совершенно не пугало меня. Скорее даже притягивало: оно сияло, как звёздное небо. А я звёздное небо обожал.
Это заняло какое-то время. Природа, ранее спрятанная от меня за бетоном стен, теперь требовала моего внимания, представая во всей красе. Я словно откопал сундук с сокровищами и, трепеща от нетерпения, поднял крышку. А там…
Горы гнилого мусора, заросшие дороги, полуразрушенные дома, выбитые окна, неистребимые крысиные стаи, запах гари, влажная темнота, пыльные стены, пыльные дороги, пыльные деревья и одуванчики, одуванчики, одуванчики.
Я был покорён. Я вошёл в город, трепеща от мысли, что стал частью чего-то настолько грандиозного. Я шёл по улице — в узком коридоре между домами. Это было словно окаменевшее эхо прошлого, которое заселило будущее: отчаянные головорезы и последние трусы, герои и дезертиры, доживающие свой век старики и совсем юные куклы, бандиты и шлюхи. Ясное дело, чего не хватало этому коктейлю.
Меня.
И город распахнул мне свои объятья.
— Это ещё что за…
— Не помню, чтобы его здесь раньше видел.
— Надо бы боссу сказать.
— На рожу его посмотри. Похоже, босс уже обо всём знает, хех.
— А что если он заразный? Лучше от него подальше держаться.
— Чудик какой-то. Наверняка, из этих.
Из этих?!
Я замер.
Они догадались, что я беглец из приюта?
Но стоило мне обернуться, люди отвели взгляды, свернули в закоулки, перешли на другую сторону улицы, зашторили окна.
Здесь есть такие же, как я?
Воодушевлённый, я ускорил шаг. Я должен был найти собратьев… если они обрели здесь новый дом, то и для меня место найдётся.
— Глянь… — доносилось ропотом со всех сторон.
— Что, ещё один?
— Что он на себя напялил?
— Любит Мэд всякую шелупонь коллекционировать. Объедки с господского стола и обязательно с завихрением.
— Да не, Мэда больше такие не интересуют. Мне говорили, у него появилось кое-что особенное… ну, знаешь…
— Ага, я видел. Даже прыщ у меня на заднице поособеннее будет.
— Да врёшь ты, кастрат чертов. Видел он…
— Как бог свят.
Я влюбился в их язык без памяти.
