Возвращаясь после работы в сад под куполом на Арес-8, я часами смотрел фильмы об этапах будущей эволюции атмосферы и биосферы Марса. Я наблюдал как за какие-то десятки минут из пустынь образовывались океаны, как мхи и лишайники оплетали своими корнями голые скалы, дробя породу, создавая почву для растений. Им на смену приходили морозоустойчивые сосны и ели, опыляемые ветром. Кратеры заполнялись дождевой водой, становясь озёрами, с гор срывались водопады. Люди купались в них без защитных костюмов, небо постепенно окрашивалось в голубые тона. На орбите Марса вырастали защитные экраны, оберегающие жизнь от солнечной радиации. Фильмы повествовали о длительном времени периодом в сотни лет, так далеко, как тянулась фантазия человека. Фантазия творца, ежечасно памятующего ради чего он трудится. Это ни сколько не напоминало социальную пропаганду, казалось, будущее даже ближе, чем это мимолетное и такое призрачное настоящее с голыми пустынями и морями, лишёнными воды.
Время шло, а я все чаще ловил себя на мысли, что думаю об Анастасии. Вопреки данному обещанию, она не прилетела меня навестить. Делать информационные запросы и навязываться ей мне не хотелось, а никто из моих коллег её лично не знал. Население Марса месяц от месяца росло, все чаще прилетали не только ученые, но и обычные люди в поисках нового дома. Ещё полгода назад я не верил, что можно променять теплые моря и удобную жизнь на безжизненные равнины. Лишь здесь во мне родилось трудно объяснимое чувство радости, что я сам прикладывал руку к созданию нового мира. Мира, который мы строим вместе.
На восьмой месяц пребывания на красной планете мне предложили участвовать в разработке штрека недалеко от американской базы. Города Марса давно стали международными, но некоторые из специализированных исследовательских центров все ещё носили на себе бремя флагов, которые здесь уже ничего не значили. Политические центры переставали играть роль в этом мире.
Когда наш флаер заходил на посадку, я обратил внимание на странную статую, выбитую пневматическим долотом из марсианского базальта. Скульптура изображала бегущую девушку, сжимающую в руках боеголовку. За спиной каменного изваяния, укрывшись руками, сидели дети. Несколько женщин прижимали их к своей груди, словно стараясь защитить от опасности.
Я вопросительно посмотрел на пилота, но тот только пожал плечами. Несчастные случаи на Марсе не были редкостью, каждый день приходили сообщения о несчастных случаях, ранениях и жертвах. Но этот памятник не был поставлен в память о погибших. Он прославлял героизм.
Мы вышли из флаера и я махнул рукой, показывая, что скоро догоню своих коллег. Дождавшись, когда они скроются за воротами шлюза, я осторожно подошёл к памятнику и внимательно осмотрел. На красном постаменте матовым серебром сияли выгравированные строки стихотворения на русском и английском языках.
Всего восемь строк, читая которые, я упал на колени не в силах сдержать скорби.
Согрею вас, деревья, травы,
Я напою вас хрусталем,
Защитником-хранителем вам стану,
И потеку по небесам ручьем…
Тебе, о человек, я завещаю,
Ты охрани тот маленький побег,
Что из камней пробьётся храбро
И дубом станет через век!
Я снял с головы шлем, и коварный холод объял тело. Мои слезы падали в песок, превращаясь в ледяные звезды, а сильные порывы ветра жестоко трепали волосы. Глаза щипали и слезились, я задерживал дыхание, слушая как громко, словно колокол, бьётся страдающее сердце. Отойди в сторону от этого места – я был бы уже мёртв. Но здесь, я знал, у меня есть несколько десятков секунд, чтобы отдать последнюю дань прекрасной дочери Марса.
Одев шлем и встав на ноги, я обвел взглядом долину, на которую смотрела и к которой бежала Анастасия, выбитая из камня. Ту долину, по песку которой когда-нибудь потекут реки, и на которой, устремляясь вверх, вырастут деревья. Быть может, этот памятник сохранится до тех пор. И тогда она сможет отдохнуть под тенями вековых сосен и почувствовать прохладный вечерний бриз, дующий с моря – как она и мечтала…
