Нелыкин повозюкал пальцем по дисплею, открывая новые файлы, и несколько оживился:
– Второго февраля – постановление ДКМ о запрете на посещение пионерами Гильямовым и Зарубой космоцентров Акмолинска, всех трех. А у них там такая программа была, Владимир Федорович! Такой даже наш «Динамо» пристыдить можно. Батюшки-батюшки!.. Центрифуга… Усилители… Симуляторы БРК-53, «Зенон», АННД-2 …Полярный стабилизатор… Понятия не имею, что такое полярный стабилизатор, Владимир Федорович. А вы знаете?
– А «Зенон»?
Нелыкин пару раз щелкнул ногтем по дисплею и, прочитав про себя справку, уважительно поцокал языком:
– Чего только нет в этих космоцентрах… Какую досаду, наверное, испытывает человек, которого отлучили от симулятора «Зенон» за прогуливание школы!
– Так ведь помимо космоцентров, товарищ капитан, есть еще и самые обыкновенные спортивные комплексы, – пояснил я Алексею. – Там тоже можно гробить организм нагрузками, изнашивать суставы и рвать жилы – но уже без научного контроля. Зато туда доступ не перекроют, понимаете, товарищ капитан?
Чернявый Гильямов вдруг посмотрел на меня – с нескрываемым злорадством. И сказал, старательно подражая моей шутовской интонации:
– А нет такого закона, чтобы советского школьника от спорта отлучать!
– Ваша правда, Сергей Олегович. – Мне снова пришлось вздохнуть. – Нет такого закона. Зато есть закон об обязательном среднем образовании. И вот его-то вы злостно нарушаете аж с января месяца.
– Ничего мы не нарушаем! – вскинулся белобрысый. – Мы школьный курс не прерывали! Ну спросите, спросите меня по любому предмету!
У нелыкинского стола лежали их рюкзачки. Компактные такие рюкзачки, недра которых были аккуратно поделены на секции: для пищевых концентратов, для медикаментов, для инструментов. И, конечно, были там и отделы для электронных библиотечек. Весь учебный курс старших классов и даже несколько вузовских дисциплин.
– Заочно обучаетесь, значит, – констатировал я. – Без отрыва от физподготовки. Это хорошо. Но смотрите-ка, что у нас получается. Всякий нормальный гражданин, желающий связать свою судьбу с Космосом, проходит следующий путь. Прежде всего он заканчивает среднюю школу. Да-да, не заочно, а самым обыкновенным, общепринятым образом: ходит на уроки, получает по возможности как можно больше пятерок и, наконец, с блеском (а может, и без особого блеска, по-разному бывает) сдает выпускные экзамены. После этого он, как каждый советский мужчина, проходит службу в Вооруженных Силах. От каковой вы, кстати говоря, только что попытались уклониться… Сидите на месте, пожалуйста, и дайте мне продолжить мысль!.. Да, вы, граждане, намереваясь сбежать с Земли, по сути, совершили попытку уклонения от базовой службы в армии. Каковую пройти следует хотя бы в егерских частях или городских дружинах. Далее, – я загнул еще один палец, – личности, настроенные на работу за пределами Земли, все до единого остаются на сверхсрочную службу: в войсках, имеющих специфику, схожую с избранной ими работой. Вместе с базовой службой это у нас получается четыре-пять лет. Пусть будет четыре. Потом – университет. Еще четыре года. После – стажировка, причем никого сразу не распределяют на дальние объекты, и молодые спецы обмахориваются на Земле – еще года четыре. И что же у нас получается? Четыре, да четыре, да четыре – итого двенадцать лет. Которые для вас начнутся только, напоминаю, после окончания средней школы, что случится не ранее чем через год. В общей сложности от иных планет вас отделяют тринадцать лет весьма насыщенной жизни. Тринадцать – нехорошее число, но что поделать?
– Все это формализм! – яростно выпалил Заруба. – Косная, отжившая система! Через тринадцать лет устареют те знания, которыми мы обладаем сегодня! А там, на дальних объектах, сегодня на счету каждый такой человек! Вы же предлагаете нам вяло шевелиться здесь, в то время когда… когда… когда там… каждый…
Он сбился под ласковым взглядом Нелыкина. Тот сидел, подперев подбородок кулаком, и, не мигая, разглядывал выступавшего – так, словно был его бабушкой, приезжающей из деревни раз в год.
