– Дойдем до трассы, – сказал Андрей. – Подождем «таблетку» там, они как раз будут возвращаться обратно со второй «Ноги». Потом на ней вернемся на базу, а оттуда возьмем еще людей и вытащим подстанцию обратно.
– Это что есть? Аутотренинг? – спросил Нэддон. – Я понял твой план. Обычный русский план.
– В смысле, «обычный русский план»? – переспросил Андрей.
– Ваша страна не ценит личность, – сказал Нэддон. – Не цените сам каждый себя. И каждый готов умереть, чтобы не… чтобы не fuck up другие.
– А у вас не так?
– У нас рационально, – ответил техник. – Привезти морпеха сюда – сто миллионов нью долларс. Привезти техника, такой, как я, – пятьсот миллионов нью долларс. А мы погиб, потому что ты упрямый. Твоя страна работала, чтоб тебя сюда привезти. На Ганимед. Огромный труд, много работы. Как вы измеряете работа?
– В рублях, как, – мрачно ответил Андрей. – На вес.
– Миллиард рублей! – веско сказал американец. Он не понял.
– Так вызывай подмогу, – предложил Андрей. – Сэкономишь.
Нэддон снова не ответил. То-то же, злобно подумал десантник, разговоры разговорами, а кнопку первым нажать не хочет. Сам Андрей Тогутов, рядовой ВДВ СССР, разумеется, никакого бедствия не видел и сигналить о нем соответственно не собирался. Штатная ситуация; это не «как в Штатах», а так, как должно быть.
– Завтра квантовая связь с «Вояджером», – сказал он примирительно, старательно выговаривая английские слова. – Надо, чтоб все было ОК.
И аж скривился – стандартные обороты из ускоренного курса не выражали всего, что он хотел сказать. Андрей стал разглядывать пейзаж, расстилавшийся перед ними. Самой заметной и одновременно самой незамечаемой его деталью был, конечно же, Юпитер, занимавший на данный момент почти четверть неба и который советская часть базы, не сговариваясь, называла просто Дурой. По легенде имя сие пошло от майора Глазкова, который в первую пробную вылазку так и сказал во всеуслышание: «Ну и дууура!». Называли его так, впрочем, со всем уважением и опаской – характер у Дуры был вспыльчивый, и минимум раз в месяц вся база отсиживалась в свинцовых кабинах и горстями жрала арадин: газовый гигант, объединившись с Солнцем, сдирал со своего спутника магнитную защиту, подставляя его всем излучениям большого космоса.
В остальном картина была до тошноты монохромной – природа обошлась здесь палитрой рентгеновского снимка. Черное – грунт, белое – лед. Темно-серое – молодой (относительно) грунт, светло-серое – старый (относительно) лед. Грунт, лед и переливающаяся Дура в четверть неба. «Атмосфера хорошая, кислородная, но отсутствует» – тоже из перлов товарища майора…
– «Вояджер», – сварливо протянул Нэддон. – Вот где смысл, понимаю. Вот почему мы тут сгинуть. «Вояджер», by the way, есть просто железка. А здесь – две человеческий жизни. Что, Эндрю?
– Это же ваш аппарат, американский, – заметил Андрей. – Неужели не жалко будет, если связь не состоится? Зря долетел, что ли? Зря мы тут полгода корячимся? Зеркало это на «Ноги» ставим?
– Screw it, – отвечал Нэддон после короткого раздумья. – Что он сказать интересного? Вэкюум, пусто!
– Ну интересно же, – ответил Андрей не слишком уверенно. – Посмотреть на этот, пояс Оорта. Откуда к нам каменюки эти прилетают? Ну как в двадцать девятом было? Или в тридцать шестом.
– Well, – произнес американец. – Пояс Оорта, это, надо полагать, что-то среднее между облаком Оорта и поясом Койпера?
Андрей слегка стиснул зубы: поддел, поддел проклятый янкес, что уж тут. Читал же, учил! А что толку? Шагай, обтекай.
– И вообще эта космическая гонка есть зло, – действительно очень зло проговорил техник. – Вы, русские, навязать ее нам, а наше idiotic правительство купилось. Престиж страны…
– Я никому ничего не навязывал, – холодно отвечал Андрей. Он решил, что этот тон будет наиболее правильным. – И правительство тоже. Не хотите – не осваивайте космос, в чем проблема? Других найдем.
– Ну конечно! – воскликнул Нэддон и неожиданно закашлялся. Андрей остановился, оглянулся – и облился холодным потом: напарника за спиной не было. Где он?
И сам не заметил, как сдернул с плеча автомат. Ганимед, конечно, необитаем, это мы вроде как усвоили, но куда-то ведь этот чертов янки подевался – или же кто-то его подевал?
