Профессиональный солдат, всю жизнь вращавшийся преимущественно в среде военных, Эйзенхауэр питал чувство благоговейного уважения к финансовым магнатам, Обладание крупным состоянием в его глазах отождествлялось с наличием политической мудрости и проницательности.
По словам журнала «Форчун», Эйзенхауэр проникся чувством особой нежности к Джону Хэю Уитни, На президента сильное впечатление производила царская роскошь, окружавшая повседневную жизнь семьи Уитни, Кроме того, нью-йоркский банкир-мультимиллионер не только сам внес весьма крупную сумму в избирательный фонд Эйзенхауэра, но и помог, как председатель финансовой комиссии, собрать 1 млн, 600 тыс. долл, среди других капиталистов, Эйзенхауэр настойчиво просил Уитни занять какой-нибудь важный пост в правительстве, но он согласился принять лишь назначение послом в Англию,
Среди вновь приобретенных Эйзенхауэром друзей-капиталистов особое место занимал кливлендский банкир Джордж Хэмфри, получивший в январе 1953 г, пост министра финансов, Хэмфри и генерал Эйзенхауэр сделались закадычными друзьями. Президент любил проводить зимний отпуск в обширном имении своего друга, Хэмфри превратился в доминирующую фигуру правительства, «На заседаниях кабинета министров, — говорил Эйзенхауэр, — я всегда жду, что скажет Джордж Хэмфри, Я слушаю и других. Но я знаю, что, когда он заговорит, он выскажет как раз то, что я думаю»[769]. Покидая в 1957 г>т пост министра финансов, Хэмфри сказал; «Ни госпожа Хэмфри, ни я не променяли бы ни на что другое полученное нами удовольствие от пребывания в Вашингтоне. Мы приобрели много хороших друзей, которые останутся верными нам до конца нашей жизни»[770].
Как выяснилось позднее из сообщений американской печати, Хэмфри приобрел не только друзей, но и новые источники прибыли как для своей семьи, так и для его компании «М. А. Ханна». Положение министра финансов и фаворита президента позволило Джорджу Хэмфри осуществить операции с поставками никеля правительству, которые, по оценкам сенатской комиссии, принесли его семье 4,5 млн. долл, чистой прибыли[771].
Пользуясь своим влиянием в Белом доме, Хэмфри приобрел для своей дочерней компании «Ханна майнинг» богатую железорудную концессию в Бразилии. В американском конгрессе раздавались резкие голоса с требованием привлечения кливлендского банкира-миллионера к суду. Дуайт Эйзенхауэр был крайне возмущен нападками на своего фаворита. «Джордж Хэмфри, —сказал генерал, — никогда не позволит себе сделать что-нибудь плохое для Америки»[772]. Эйзенхауэр защищал «одного из величайших бизнесменов Америки» точно так же, как Гарри Трумен в свое время защищал «прекраснейшего джентльмена» — политического гангстера Тома Пендергаста.
На выборах 1960 г. большинство финансово-промышленных магнатов Нью-Йорка выступало против Джона Кеннеди. Тем не менее Кеннеди после его избрания президентом поспешил вступить с ними в сделку за счет доверчивых либеральных интеллигентов, отдавших ему свои голоса и поставивших на службу его избирательной кампании свои бойкие перья[773].
Один из них, Артур Шлезингер, подробно описал закулисные переговоры, сопровождавшие формирование нового правительства, не скрывая огорчения, которое вызвало у него и его друзей поведение Кеннеди на другой день после выборов. «Нью-йоркский истэблишмент, — говорит Шлезингер, — относился к Кеннеди с некоторым недоверием... Однако теперь, когда он стал президентом, они были готовы объединиться вокруг него. С другой стороны, теперь, когда он стал президентом, Кеннеди был готов принять их в лоно своего правительства... Главным посредником в переговорах был Ловетт[774], человек большого такта, опыта и обаяния. Ловетт откровенно признался Джону Кеннеди в том, что на выборах голосовал за Никсона... Но теперь, когда избирательная борьба закончилась, Кеннеди потерял всякий интерес к тому, кто и как голосовал... После нескольких бесед Кеннеди был очарован Ловеттом. Несомненно, утонченная манера обращения Ловетта служила ему облегчением от докучливости подобных мне либеральных идеалистов, надоедавших вновь избранному президенту своими добродетельными взглядами и кандидатами на должности. Ловетт открыл перед ним новый источник талантов и определенно оказывал скрытое влияние на его вкусы в последующие недели»
