И самого Брукхейвена.
Но самое худшее из всего этого – это то, что Феба даже не казалась довольной! В этом доме у Фебы осуществлялась каждая мечта, которую Дейдре только могла придумать – а это были очень значительные мечты! – и все же она казалась такой же бледной и неохотно подчинявшейся, как узник, которого ведут на виселицу.
Всего этого было достаточно, чтобы Дейдре возненавидела Фебу… если бы только проклятая девчонка не была настолько достойна сожаления. Боже, этот ее отец! Тесса могла быть мерзкой и безжалостной сукой, но Дейдре не нужно было принимать ее оскорбления близко к сердцу, потому что Тесса не была ей кровной родственницей. Статус Тессы как ее опекуна был всего лишь временным – и чем меньшее время это статус продержится, тем лучше.
Но «викарий», как Феба называла его – никогда «папа» или «мой отец», был таким же холодным и отстраненным, насколько Тесса была горяча и настырна. Кажется, его вовсе не беспокоило то, что Феба была так явно несчастна из-за этого брака, или то, что она с каждым часом становилась все тише и бледнее.
Конечно же, Брукхейвен, этот огромный неотесанный тип, точно так же не замечал этого. Он брал Фебу за руку, удерживал ее в своей, говорил с ней и никогда, ни разу по-настоящему не посмотрел на свою невесту.
Я никогда не позволю мужчине игнорировать меня вот так. Я заставлю его увидеть меня. Я заставлю его жаждать меня.
Дейдре плыла по коридору, открывая одну дверь за другой, находя каждую следующую комнату более элегантной, чем предыдущую. Наконец она открыла дверь в небольшую личную гостиную, от которой у девушки перехватило дыхание.
Прекрасные пейзажи покрывали стены от нижней деревянной обшивки до потолка. Бледные бархатные портьеры обрамляли большое окно с видом на сад. Изящная витая мебель прекрасного черного дерева, казалось, плыла по роскошному голубому ковру, как прогулочные яхты по морю.
Ей захотелось войти внутрь, занять свое место за изящным секретером, которое очевидно предназначалось для ее милости – то самое место, где нужно планировать меню и устраивать дела, связанные с ведением хозяйства! – провести пальцами по резной каминной доске, которая представляла собой вычурное, женственное творение из розового мрамора, прилечь на одну из кушеток цвета слоновой кости и мечтать дни напролет…
Где Феба будет мечтать дни напролет.
Дейдре закрыла дверь перед этими мечтами, решительно хлопнув замком. Так или иначе, но черт бы побрал Фебу.
В Брук-Хаусе гости собирались к обеду.
Феба попыталась не дергаться от нервозности, пока ждала встречи с приглашенными людьми. Она знала, что никогда в жизни не выглядела лучше.
Платье от Лемонтёра было сокровищем из совершенного шелка цвета туманно-голубого летнего неба, идеально сконструированным, чтобы выглядеть просто, тогда, как на самом деле, оно было всем чем угодно, кроме этого. Не было никакой отделки, только более темная бархатная лента под грудью, но все же платье создавало эффект исключительного богатства. Талия Фебы никогда не казалась такой тонкой, ее грудь никогда не поднималась так высоко. Она предпочитала не смотреть вниз, хотя Софи и уверила ее, что декольте не ниже, чем носят другие респектабельные дамы.
– Просто твоя фигура далека от заурядной, – с восхищением произнесла Софи, без малейшего следа зависти. – Брукхейвен онемеет от восхищения.
Брукхейвен и в самом деле онемел, но не от восхищения. Его лоб слегка нахмурился, когда он увидел Фебу, словно она была вовсе не такой, какой он ее представлял. Точно также его не привел в восторг ее подарок, хотя он покорно поблагодарил невесту и приколол булавку к шейному платку.
Затем, пришло время идти.
Марбрук был там, всего лишь в другом конце комнаты, когда Феба вошла под руку с Брукхейвеном. Ее взгляд направился прямо к нему, словно притягиваемый магнитом. Он лишь один раз поднял глаза, а затем немедленно снова уставился вдаль. Феба приказала своему позвоночнику выпрямиться, а подбородку приподняться. Этот мужчина ничего не был ей должен, даже объяснений. Она провела с ним однажды вечер, который ничего не значил.
