Они пошли по тропинке к краю поля, стараясь держаться подальше друг от друга. Небольшая березовая рощица и забор отделяли поле от луга. Пасущиеся коровы мычали, их черные спины сверкали в закатном свете солнца.
— Это ранчо — часть твоей души, — вздохнула Алекс. — У меня никогда не было ничего подобного. Я завидую тебе.
Коннор услышал нотки грусти в ее словах.
— А как прошло твое детство, Алекс?
Она смотрела прямо перед собой.
— Мои родители были историками. Жили в Оттаве, однако постоянно находились в разъездах.
— А где они теперь?
— Умерли. — Она замолчала, прикусила губу и распрямила плечи. — Когда мне было восемнадцать лет, они отправились по работе на реку Черчилл. Самолет, на котором они летели, разбился.
— Мне очень жаль, Алекс.
— Хотя мои родители были умными людьми, они почему-то считали, что с ними никогда ничего не может случиться. После их смерти выяснилось, что страховки нет, и все деньги ушли на уплату налогов, оплату адвоката и их счетов. А потом банк забрал наш дом, а мне пришлось идти работать официанткой. — Она глубоко вздохнула. — Вот такая у меня жизнь. А ты, Коннор, хотел еще чем-нибудь заниматься, кроме фермерства?
— Я собирался стать ветеринаром. В то лето, когда я намерился поступать в ветеринарную школу, отец, мама и брат Джим решили перевезти скот в США. Они были в дороге, когда на их пути возник торнадо. Грузовик потерял управление, и все трое погибли.
Коннор замолчал, не в силах продолжать рассказ. Он помнил день гибели своих родных, будто это было вчера. В жизни Коннора сразу наступила пустота. Больше ему никогда не услышать шуток Джима, работающего рядом с ним, мудрых советов отца и поддержки матери.
Коннор остановился и, к своему стыду, понял, что плачет. Алекс молчала и только крепко переплела свои пальцы с его. Он откашлялся.
Алекс прекрасно понимала состояние Коннора. Пусть их детство прошло по-разному, однако оба потеряли родных. Она вздохнула.
Через несколько минут они, не сговариваясь, повернули к дому.
— Я и не заметила, как далеко мы ушли, — проговорила Алекс после долгого молчания, и Коннор был ей благодарен за смену темы разговора.
— В детстве я никогда не думал, что мне придется жить здесь постоянно. Мне казалось, вырасту и уеду.
— Как думаешь, мы с этим справимся? — спросила она в ответ на свои мысли.
— Ты имеешь в виду женитьбу? — подхватил Коннор. — Уверен, мы с тобой оба реалисты и поймем друг друга. Я знаю, ты все еще сомневаешься, правильно ли сделала, что приняла мое предложение, однако поверь: ты ничем не рискуешь, одно твое слово — и...
— И?..
— Если в течение ближайших нескольких недель ты захочешь уехать, я тотчас отвезу тебя в Калгари. Но пока ты здесь, используй время для того, чтобы лучше узнать меня, Алекс. Не сомневайся... Я тебя не обижу.
— А что потом? — Она сглотнула.
— Я не хочу загадывать так далеко. В конце концов, мы можем расстаться друзьями.
— Ты считаешь, нам будет легко вернуться к прежнему одиночеству?
— А ты считаешь иначе?
Мысль остаться одной действительно показалась Алекс горькой и унылой. Так приятно знать, что кто-то спешит к тебе по вечерам! А Коннору придется еще труднее. У нее ведь будет ребенок, а он опять останется один-одинешенек. Только бабушка, родная душа.
— Кто знает? Мы долго жили одни и наверняка успели обзавестись всякого рода привычками и чудачествами, свойственными одиночкам. Возможно, мы скоро доведем друг друга до безумия, и ты с радостью избавишься от меня. — Она попыталась улыбнуться, но, когда увидела выражение его глаз, замерла в растерянности.
— Я бы очень хотел, чтобы ты довела меня до безумия, — пробормотал он и нежно провел большим пальцем по ее щеке.
Она шагнула назад, ее лицо пылало от его прикосновения и недвусмысленного намека.
Не произнеся больше ни слова, они направились к дому.
Алекс проснулась на рассвете и, прищурившись, посмотрела на окно, залитое лучами рассветного солнца. Прошлой ночью она была настолько рассеянной, что даже забыла задернуть шторы. Алекс до сих пор ощущала на своей щеке прикосновение пальцев Коннора. Все ясно: то, чего она боялась больше всего, произошло...
