Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства - страница 87

Шрифт

Интервал

Исследователя средневековой народной культуры могут обескуражить трудности, которые стоят на его пути: элементы этой культуры «замутнены», замаскированы церковной ученостью, подчинены ей и утратили в дошедших до нас текстах свое единство. Но если историк ищет не истоков того или иного жанра, не генезиса определенных мотивов, а желает подойти к культуре как к целостности, которая реально функционировала в данном обществе, одновременно и отражая его умонастроения и формируя их, то он должен будет признать, что, собственно, только в таком симбиозе с ученой традицией народная культура и могла существовать в Средние века.

В предыдущих разделах мы познакомились с некоторыми вариантами «хронотопа» средневекового человека. Они представляли собой аспекты мировосприятия, которые сочетались и переплетались в одном сознании, всякий раз находя своеобразное выражение в разных жанрах словесности XIII в. Во всех без исключения вариантах мы так или иначе встречались с фольклорными элементами, мифом, сказкой, легендой, эпическим преданием, анекдотом, включавшимися, в переработанном ученым автором виде в литературное произведение. Литература этого периода постоянно питалась от фольклорных истоков и не отрывалась от них. Однако не это главное. Наиболее существенным мне кажется то, что определяющие мировоззренческие «матрицы» и смысловые формы, которые при соответствующем подходе исследователя к этим памятникам могут быть обнаружены в саге и рыцарском эпосе, в «примерах» и «видениях», образовывали неотъемлемые компоненты их латентной структуры. Вместе с тем они были характеристиками мировидения широких слоев европейского населения.

Но XIII столетие ознаменовалось интенсивным ростом городов, население которых начало оказывать все возрастающее воздействие и на духовную жизнь общества. Появляются «городские» жанры литературы, шванки, миракли и мистерии, фаблио, «животный эпос», дидактическая и аллегорическая поэзия, сатира. Эти жанры в большей или меньшей степени известны и изучены. Мне же хотелось бы остановиться на проповеди и посмотреть, как она реагировала на новые тенденции и отражала миросозерцание той среды, в которой прежде всего действовали проповедники. Собственно, о проповеди уже отчасти шла речь выше, при изучении «примеров». Предметом дальнейшего исследования станут проповеди Бертольда Регенсбургского — крупнейшего немецкого проповедника XIII в., одной из особенностей творчества которого было то, что он не прибегал к помощи «примеров».

ЛИЧНОСТЬ, ПРИЗВАНИЕ, БОГАТСТВО И СПАСЕНИЕ В ПРОПОВЕДИ БЕРТОЛЬДА РЕГЕНСБУРГСКОГО

Каждая эпоха задает прошлому свои вопросы, которые волнуют ее, и поэтому историческая наука, представляющая собой одну из форм общественной саморефлексии, постоянно обращается к старым источникам, казалось бы уже изученным, обнаруживая их неисчерпаемость.

Такие темы исторического исследования, как восприятие людьми прошлого времени-пространства, самосознание личности, оценка ими труда, их отношение к смерти и другие, практически не существовавшие для традиционной исторической науки, сделались за последние два десятилетия в высшей степени актуальными в контексте исторической науки нового стиля. Мы жадно вопрошаем людей минувших эпох о тех сторонах жизни, которые до недавнего времени оставались в тени и не получали освещения на страницах трудов по истории.

Но при этом может зародиться сомнение, не навязываем ли мы людям других культур проблематики им чуждой и не деформируем ли их картину мира, придавая большое значение тем ее сторонам, которые в действительности не были существенными для них. При многообразии сохранившихся исторических памятников в принципе всегда удается найти те или иные указания на интересующие нас вопросы, но эти указания могут касаться второстепенных аспектов мировидения человека далекого прошлого, и фиксирование внимания на них чревато искажением исторической перспективы.

Вопрос о соотношении современности и прошлого в мысли и исследовании историков так же не нов, как и сложен, и я далек от намерения ставить его в общей или абстрактной форме. Все, что мне хотелось бы сделать, сводится к анализу нескольких текстов известного францисканского проповедника XIII в. Бертольда Регенсбург ского. Выбор этих произведений не случаен. Не нужно упускать из виду, что из всего многоразличного и богатого литературного наследия, доставшегося нам от Средневековья, едва ли какой-либо другой жанр словесности той эпохи мог бы сравниться с проповедью по степени ее универсальности. Универсальности и в смысле охвата реального опыта человека и рассмотрения жизненных и религиозных ценностей, принятых в обществе или внушаемых ему церковью, и в смысле обращенности проповеди ко всем и каждому. В отличие от философских и богословских сочинений, которые создавались для узкого круга посвященных, и от тех жанров литературы, которые были адресованы духовенству, либо рыцарям, либо образованным мирянам, проповедь предполагала в качестве своего слушателя и грамотного и неграмотного, знатного и простолюдина, бедных и богатых, горожан и крестьян, стариков и молодых, мужчин и женщин. При этом ее не только мог прослушать любой член общества, — он обязан был слушать ее. Знакомство со средневековой проповедью вводит историка в круг знаний и верований широчайших кругов феодального общества, — разумеется, в интерпретации проповедниками.