Но вместе с тем в результате гонений на ведьм создавалась обстановка глубокого и всеобщего страха; тот, кто не обвинял других, рисковал сам быть обвиненным; паника распространялась, захватывая все новые жертвы. Первыми пали всякого рода маргинальные элементы деревни, не отвечавшие требованиям всеобщего конформизма, и тем самым коллектив жителей деревни мог ощутить себя более гомогенным, как бы «очистившимся от скверны». Региональное исследование А. Макфарлена (им изучены судебные протоколы английского графства Эссекс за 1560–1680 гг.) создает впечатление, что преследование ведьм было в тот период нормальной рутиной деревенской жизни; среди обвиняемых преобладали лица меньшего достатка, чем их мнимые жертвы (167). Но в тех нередких случаях, когда преследования приобретали характер цепной реакции, как то имело место в Юго-Западной Германии, они могли захватить и более состоятельных людей, и упрощением было бы видеть в потенциальных жертвах охоты на ведьм лишь бедных старух. Все было значительно сложнее.
Свидетелями и как бы соучастниками казни ведьмы должны были быть все местные жители. После сожжения жертвы демонологического процесса для судей и чиновников устраивался банкет. Процедуре расправы над ведьмой придавался подчеркнуто публичный и торжественный характер, она явно была рассчитана на то, чтобы произвести максимум психологического воздействия на коллектив, члена которого подвергли ритуальному уничтожению. Терроризованные крестьяне или горожане испытывали вместе с тем чувство облегчения: носительница зла была устранена!
Корреляция между протекающими в деревне социальными процессами и гонениями против ведьм, на которой настаивают К. Томас и Р. Мюшембле, остается, однако, гипотетичной. Если такого рода связи и существовали, то они, нужно полагать, были чрезвычайно сложно опосредованы, и механизм этого опосредования еще не раскрыт. А. Макфарлен пришел к заключению, что экономическими или демографическими причинами объяснить преследования ведьм невозможно. Он отмечает напряженность в отношениях между возрастными группами: примерно две трети «околдованных» ведьмами в Эссексе были подростками или детьми. Иногда обвинения в ведовстве выдвигались против родственников, и тут на память приходят параллели, предлагаемые этнологами, которые изучают проблему ведовства в Африке, ибо вражда между сородичами как источник подобных обвинений там весьма существенна. Однако в Англии XVI–XVII вв. и, видимо, вообще в Европе источником конфликтов, порождавших инвективы против ведьм, были прежде всего отношения соседства. А. Макфарлен предполагает, что гонения на ведьм отражали переход от основанного на тесных соседских связях, высоко интегрированного сельского общества к обществу более индивидуалистичному и охваченному страхом, связанным с кризисом традиционной морали.
К. Томас добавляет к этому, что вера в ведьм коренилась в состоянии скрытой вражды, для которой сельское общество не находило естественного выхода. Эта напряженность проистекала из положения бедных и несамостоятельных членов общины. Подозреваемая в ведовстве особа занимала социально и экономически приниженное положение по сравнению с ее предполагаемой жертвой и лицами, выступавшими в роли свидетелей обвинения, и именно поэтому прибегала к магическим средствам мщения, а не к прямому сведению счетов. Бедняков, обязанность оказывать помощь которым традиционно возлагалась на прихожан, отныне воспринимали в деревне как материальное и моральное бремя и как угрозу порядку. Скрытое чувство вины перед ними служило почвой для обвинения последних в ведовстве. То был конфликт, по мнению Томаса, не между богатыми и нищими, но между сравнительно бедными и вовсе неимущими (225). Более решительно на проявлении в охоте на ведьм, которая развернулась в северофранцузской и южнонидерландской деревне особенно остро в начале XVII в., антагонизма между зажиточной верхушкой, заправлявшей делами общины, и ее низами настаивает Р. Мюшембле. Как он полагает, сельская олигархия боялась бедняков и использовала искоренение сельских ведьм в качестве способа отвлечения внимания крестьян от имущественных и социальных противоречий. При этом число ведьм, «выявленных» в одной деревне, иногда бывало довольно значительным (182, с. 191 и след.).
