Сосредоточение мысли на абсолютной ценности свободы человеческой воли едва ли правомерно суживать до одной лишь религиозной сферы. Вспомним, в каком смысле Бертольд настаивает на ограниченности власти земного господина над подданными: эта власть не может распространяться на внутренние побуждения, совесть и душу человека. Он не обязан повиноваться приказам господина, если они противоречат его совести, и тот, кто по повелению своего сеньора грабит, насилует, убивает и оскверняет святыни, — губит свою душу. Мысль о необходимости повиноваться богу в ущерб покорности земному господину в тех условиях означала отвоевание для человеческой свободы новой территории, которой в более ранний феодальный период у нее не существовало. Тем самым в контексте традиционной религиозной аргументации отстаиваются права личности члена бюргерского сословия. Тенденция духовенства и монашества к углублению религиозного содержания жизни верующих встречается здесь с тенденцией городских слоев феодального общества укрепить свою свободу — необходимое условие их социального и экономического развития, и эта последняя приобретает осознанное обоснование, санкционированное высшими идеалами. Не здесь ли одна из разгадок необычайной, ни с чем не сравнимой, на взгляд современников, популярности Бертольда Регенсбургского? Не уснащение проповеди занимательными анекдотами и «примерами», но страстное и красноречивое, доходившее до разумения каждого религиозное обоснование коренных ценностей, которые исподволь складывались в среде бюргерства, — вот в чем, по-видимому, нужно искать источник широчайшего резонанса его выступлений, сделавших Бертольда «властителем дум» своего времени.
Культура «ученых», образованных вступает на страницах проповедей Бертольда во взаимодействие не столько с «фольклорной» народной культурой неграмотных, сколько с той ментальностью, которая складывалась в городе. Идеи, развиваемые Бертольдом Регенсбургским, давали религиозно-этическую формулировку чаяниям и устремлениям людей, которые едва ли были готовы самостоятельно выразить их. То, что эти потребности находили в его речах теологическое обоснование, придавало им особую силу и значимость. Земные заботы и материальные интересы получали высшую санкцию, возводились в ранг выполнения божественных предначертаний. Человеческая личность, которая начинала себя осознавать, принимала себя, свое общественное и профессиональное призвание, собственность и время за дары божьи, за «таланты», «фунты», кои надлежало возвратить Творцу сохраненными и преумноженными. Личность еще не могла найти, да и не искала оснований в самой себе, но в ее подчинении Создателю таился источник ее уверенности в том, что ценности, которыми она обладает, суть ценности абсолютные. Отстаивая их, индивид принимал личное, непосредственное участие во вселенской борьбе между высшим Добром и метафизическим Злом.
Не случайно для описания этой борьбы Бертольд с готовностью прибегает к военной терминологии. Награда (Ion, stipendia) — это то, чего заслуживает доблестно сражающийся рыцарь. Если он отличился, говорят: «Нужно его наградить и оказать ему высокую честь». И точно так же поступает Господь со своими солдатами (soltritter), которые сражаются за него, — он дарует им в награду вечную жизнь.
Подобно этому, и у дьявола на службе состоят солдаты, но он их вознаграждает по-своему, вечной смертью, даруя им то, что имеет, — вечное пламя и вечные муки (8, № 33).
МИР ЗЕМНОЙ И МИР ПОТУСТОРОННИЙ
Призывы к покаянию и отвращению от грехов неизбежно предполагают обсуждение участи души после смерти, и в речах Бертольда Регенсбургского ад, рай и чистилище, естественно, занимают видное место. Обещание наград и кар в потустороннем мире подкреплено в его проповедях картинами вечного блаженства для праведников и вечных мук для отверженных. В этой связи Бертольд развивает несколько идей, к которым постоянно возвращается.
Первая идея, пронизывающая его проповеди, заключается в том, что большинство людей вследствие их греховности осуждено на вечную гибель. В ад ежедневно отправляются многие тысячи грешников, и чем ближе мир к своему концу, тем большее их число увлекает в ад потоп грехов (8, № 6). Один святой видел многие сотни тысяч душ на пути в ад и всего только три души, которые в тот час направлялись в царство небесное (8, № 24). Из латинских «примеров» других проповедников явствует, что эти три души, избранные из всех умерших, были замечены неким визионером в день мученической кончины Фомы Бекета. Правда, не желая повергнуть своих слушателей в отчаяние, Бертольд оставляет им надежду на спасение: нужно немедленно отвратиться от грехов, покаяться и понести епитимью — это единственный выход из положения, в противном случае безнадежного. При этом он подчеркивает, что с покаянием нельзя медлить и тем более откладывать его до последнего часа жизни, оно должно быть безотлагательным, ибо ад переполнен душами тех, кто оттягивал раскаяние и умер, не успев его принести. Вспомним его слова: подобно тому как рыцарь дорожит молодым боевым конем, а не старой клячей, или как женщина ценит новый, красивый наряд, а не изношенную тряпку, так и Господь больше радуется душе немедленно покаявшегося, но не душе грешника, который лишь на одре смерти спохватился о спасении. «Скорей, скорей к покаянию, где бы ты ни находился пред моими глазами, — а иначе в глубины ада!» (8, № 14).
