Глава восьмая. Новгородская Правда
А ближе к вечеру к Любаве, начавшей всерьез беспокоиться о Детине, пришли десятеро варангов, из тех трех тысяч, что Ярослав привел в Новгородчину. Вообще-то они не к ней пришли, а перебирались, по указу посадника, на новое место жительства. Они были предупреждены, что в доме живут женщина, служанка, и повар, и были совершенно не против. Они были вежливы.
– Мы тебе и служанке спальню оставим, – сказал их предводитель, вежливо сняв шлем. – Мы неприхотливы.
– Но, – сказала Любава растерянно, – я ничего не знаю, мне ничего не говорили … Скоро вернется хозяин дома…
– Детин?
– Да.
Варанг замялся.
– Дело такое, добрая женщина, – сказал он. – Детин … как мне объяснили … сюда не вернется. В ближайшее время. Детин, он … взят под стражу за убийство. Будет суд, скорее всего, но на самом деле все и так ясно. Я тебе сочувствую, но, видишь ли … Я знал Рагнвальда … давно это было. Мы с ним когда-то были очень дружны. Я знаю, ты здесь не при чем. Но Детин получит по заслугам.
Колени потеряли чувствительность, и Любава подумала, что сейчас упадет. Она шагнула в сторону и бессмысленно улыбнулась.
– Ты сядь, добрая женщина, – сказал варанг. – Как я уж сказал тебе, ты здесь не при чем. Тебя никто не тронет. Если, конечно, не будет на то приказа. Мои молодцы, правда, когда пьют, вежливость теряют. Но ты, если что, зови сразу меня. Пойду я пока что посмотрю, чтобы они там не украли ничего у тебя в спальне. Бездействие – яд для воина. Всякая мораль теряется в бездействии.
Он вышел из гридницы. В углу переговаривались двое, посматривая на Любаву. Позвать служанку? Повара? Повар спит. Служанка … пропади она пропадом. Продаст с потрохами. Деньги какие-то в спальне. И варанги. Тоже в спальне.
Следовало срочно уходить. И Любава вышла на улицу в чем была.
Солнце уже село, но небо не успело еще основательно потемнеть. Куда идти?
В детинец. Просить за Детина. Просить – кого? Житника. Бессмысленно. Разделить участь Детина. Не дадут. Да еще и надругаются. Что делать?
Она просто пошла по улице. Вышла на поперечную улицу. Пошла по ней. Ее окликнули, и она обернулась. Двое людей, не ратники, но со свердами, быстро приблизились. Она хотела было побежать, но ноги не слушались. Хотела крикнуть, но вокруг никого не было.
– Пойдем с нами, – сказал один из них. – Поговорить надо. Впрочем, если ты нам скажешь, где спрятала грамоты, мы тебя отпустим.
– Грамоты?
– Не ври! Тебе прекрасно известно, какие грамоты. Говори, где спрятала.
– Не знаю никаких грамот.
– Тогда пойдем с нами.
Он взял ее за плечо. Она стала вырываться. Он встряхнул ее так, что в голове зашумело.
– Здесь недалеко, – спокойно сказал он.
Судьба, подумала она. Детин меня вытащил, но это была только отсрочка. Судьба.
Они пошли спокойным широким шагом, а Любаве приходилось семенить, подтягиваться, просить, чтобы шли помедленнее. Ее не слушали – ее просто волокли.
Позади послышались голоса и топот тяжело бегущих. Похитители огляделись по сторонам, свернули в какой-то палисадник, и спрятались в тени деревьев, держа Любаву с двух сторон. Один из них зажал ей рот рукой.
Человек пять варангов пробежали мимо, глядя по сторонам, переговариваясь.
– Она не там. Наверное свернула вниз.
– Бежим вниз?
– Проверь следующий перекресток на всякий случай.
– Ведь в доме была! Как же ее выпустили!
– Засмотрелись на дом, заговорились. А Вильс со служанкой стал флиртовать.
– Вильсу голову скручу за это.
Стихло. Похитители осторожно вышли снова на улицу, крепко держа Любаву. Никого. Один из них ослабил хватку на руке и предплечье Любавы. Второй убрал руку от ее рта. Они снова зашагали по улице.
На следующей улице к ним присоединился третий мужчина, очень молодой, тоже без кольчуги, и тоже со свердом, и пошел с двумя изначальными в ногу, улыбаясь. Он с ними, подумала Любава.
Но они так не думали.
– Тебе чего? – спросил один из них.
– Я прогуливаюсь, – ответил присоединившийся. – День-то какой хороший выдался. Солнце было такое … как бы сказать … сочное такое … основательное было солнце.
– А ну, милый человек, иди-ка ты своим путем, – сказали ему.
