– Ма-а-ша… – с укором протянула подруга. – Он же случайно, не со зла. Мы сами…
– Все они случайно и не со зла! Только вот, кроме зла, больше ничего у них почему-то не получается… Давай есть. – Жилистая отломила кусок хлеба и стала ковырять пальцем ближний к ней помидор, отбрасывая под ноги Лопухову явную гниль.
Лопухов чуть отодвинулся, но не ушел. А когда и другая старуха, виновато вздохнув, начала копаться в своем помидоре, очищая его от всего несъедобного, вдруг неожиданно для самого себя сказал:
– Ну вот что, собирайтесь и поехали.
– Чего? – удивилась жилистая.
– Поехали, говорю.
– Куда это поехали?
– Ко мне. Обедать.
– Мы уже обедаем.
– Это не обед. Это… – Лопухов махнул рукой, поднял с земли котомки старух и пошел к машине. – Поехали.
– Эй, эй! Ты что?! – возмутилась жилистая. – Не хулигань!
– Кстати, меня Егором зовут, – распахнув заднюю дверцу, сказал Лопухов.
– А меня Надеждой… Егоровной, – отозвалась другая старуха.
– Почти родственники, – усмехнулся Лопухов. – Усаживайтесь…
Жил Лопухов в коттеджном поселке, который вроде как и стоит в условной черте нашего городка и даже считается его новым районом, а, с другой стороны, от остальных его строений находится на порядочном удалении, к тому же и огорожен по всему периметру высоким забором. Можно было бы по столичному образу и подобию назвать этот поселок местной Рублевкой, что некоторые насельники между собой и делают, а также пытаются внедрить лестное это название в широкие массы, однако массы сопротивляются и упорно называют его Буржуйкой. Проживают в нем люди непростые, приближенные либо к деньгам, либо к власти, что, в принципе, одно и то же. Дома там стоят один богаче другого, правда, некоторые еще не достроены, а другие уже перестраиваются, зато при каждом такой участок, что можно ненароком и заплутать. Особенно если выйти из помещения в темноте и на не очень трезвую голову. Злые языки говорят, что регулярно кто-нибудь в Буржуйке кричит «ау». Дом Лопухова, кстати, по тамошним меркам один из самых скромных – ни тебе рыцарских башенок, ни витражных окон на полстены, ни кремлевских зубцов поверху, бассейн тоже отсутствует. В остальном же поселок выглядит, по нашим меркам, как чистая заграница, но вот дорога к нему, пролегающая через давно заброшенное поле с ядовитым борщевиком и небольшую рощицу, состоит из сплошных отечественных буераков и колдобин, кое-где присыпанных гравием и битым кирпичом, так что старух по пути основательно укачало и растрясло и Лопухову пришлось чуть ли не на руках выносить их из машины, а потом еще ждать, пока они придут в себя, продышатся и смогут сделать несколько шагов до дома.
Жена Лопухова, Галина, встретила гостей без энтузиазма. Но и не удивилась. Она уже была в курсе того, что случилось сегодня на въезде в городок, причем узнала это не от мужа, а от трех поочередно позвонивших подруг, поэтому догадаться, кто такие эти старухи и какое отношение имеют к супругу, ей труда не составило. А когда Егор сказал, что вот, привез женщин вместе пообедать, даже испытала некоторое облегчение – уже хорошо, что не привез вместе пожить. Обед она варила всегда с запасом и, пока старухи мыли руки, сняв, несмотря на ее возражения, при входе обувь, добавила на стол еще тарелок, приборов – и была готова.
Первое ели молча. Гостьи, не поднимая глаз, неловко черпали ложками наваристый борщ, которого, видно было по всему, давно не пробовали, аккуратно ели хлеб, стараясь не накрошить, и даже не смотрели на всякие мясные закуски, выставленные на середину стола. Хозяева, чтобы их не смущать, тоже делали вид, что полностью сосредоточены на еде, хотя порой искоса и переглядывались.
От второго гостьи стали отказываться, уверяя, что уже наелись и им пора, попытались выбраться из-за стола, но Лопухов, обещавший отвезти их потом обратно, к тому месту, откуда забрал, сказал, что на автостанции до шести им все равно делать нечего, поэтому он, пока не поест, никуда не поедет. Старухи вновь примостились на краешках стульев, а поскольку Галина тарелки с рагу перед ними поставила и выжидающе смотрела, не притрагиваясь к своей, то вынуждены были заняться и вторым.
