В следующий миг Круг, забыв даже о метеоритах, в яростной досаде ударил себя по бронированному лбу, и звук глухо отозвался в окваммере. Так вот она, разгадка того, почему корабль так упорно не принимал его. Поле, защитное поле отталкивало скваммер: ведь и он, пока Круг бродил по обшивке, получил заряд! Прежде, чем лететь к кораблю, надо было включить нейтрализатор, а об этом Круг совсем забыл - со страху, видимо.
Он так разозлился, что на какое-то время даже перестал бояться. Разозлился и на себя, и на тех, кто конструировал скваммер. Ясно же, что. на него обязательно надо было установить дальномер и автоматизировать двигатель таким образом, чтобы, независимо от силы нажима на педаль, импульс получался точно таким, какой нужен для достижения в оптимальный срок избранной цели, и чтобы при этом срабатывал нейтрализатор. Удайся Кругу спастись, он обязательно усовершенствовал бы скваммер сам. Но на это оставалось мало надежды... Круг вспомнил об этом, и гнев внезапно прошел, его сменил очередной приступ отчаяния, и Круг заплакал: теперь и оптимист-биограф не нашел бы никакой, даже самой малой, надежды на спасение. А Круг только сейчас понял, как велика была эта надежда все время. Где-то он ошибся во времени, неправильно рассчитал - ему казалось, что время еще есть, и его обязательно хватятся, и главным казалось изобрести такой вариант, чтобы не выглядеть смешным там, на борту "Ньютона", потому что для многих людей страх показаться сметным пересиливает подчас даже страх смерти. Но теперь смешным он показаться не мог больше никому в целом мире, в котором остался один, и не стыдно было даже плакать.
Все же какие-то Круги возмутились, а аналитик все пытался понять, как же это получилось со временем. Поэтому Круг перестал плакать и поморгал, стряхивая слезы, а потом взглянул на часы над иллюминатором шлема. Кажется, обрадовался аналитик (хотя радоваться было нечему), он оказался прав: время еще было, и звездолет ушел раньше срока. В этом не было ничего удивительного: люди торопились спасти друзей на Эвридике, очевидно, капитан не выдержал и поднял всех на час раньше, и они ушли, бросив Круга, о чем и не подозревали.
Но это крошечное удовлетворение аналитика было ничем по сравнению с негодованием всех остальных. Каким же глупцом надо было быть, чтобы болтаться здесь и вспоминать, что попало, вместо того, чтобы использовать все возможности для спасения, пока корабль еще висел неподалеку, словно ожидая! Может быть, он и действительно ждал - сумеет ли человек найти выход, окажется ли достоин его, корабля? Если не окажется - то пусть остается, пусть погибает на этом самом месте. И человек оказался недостойным.
Прав был третий пилот, конечно, прав: какой ты космонавт? То, что ты был на борту корабля, еще ничего не значит... Так тебе и надо. Ты просто не хотел жить - вот и умирай.
Он очень хотел жить, и сейчас - больше, чем когда бы то ни было. И он даже сейчас верил еще, что будет жить. Но знал, что это невозможно. Здесь была не Земля, где помощи можно было ожидать отовсюду: если ты тонул, могло подвернуться бревно или подводный лайнер мог внезапно всплыть и подобрать тебя, если ты падал с высоты - мог попасться удобный склон, скользя по которому, ты погасил бы скорость и остался жив, или деревья с гибкими, пружинящими ветвями... В пустыне мог найтись колодец, а в больнице - врач, отыскавший новый, более эффективный способ лечения. А здесь?
Здесь не могло найтись ничего. Так что и надеяться было не на что.
Мысль эта наконец выкристаллизовалась во всей своей беспощадности. И внезапно Круг успокоился.
Как ни странно, он именно успокоился. Наверное, это произошло потому, что страх тоже не бесконечен; у него есть свои пароксизмы и свои расслабления, свои приливы и отливы, но он не есть что-то вечное, непреходящее; он .проходит. И вот сейчас он прошел. По-видимому, страх смерти есть не страх перед смертью, а страх крушения надежд выжить. Страх - противоположность надежд; они, как величины противоположные, взаимно уничтожаются, и когда не остается надежд, иссякает и страх.
