— А не трудно будет драть такого большого козла?
— О Беке! Наши комсомольцы справятся не то что с козлом, а даже с бычком, — вступил в разговор Сапарбай.
— Только бы вам быть победителями!
— Мы никому не уступим! Султан и Турдубек обязательно отобьют козла у противника, все джигиты других аилов будут сбиты с коней.
— Не хвалитесь: не к добру это, ребята.
— Куда мы теперь отправимся? — спросил Осмон.
— Попили кумыс этого ущелья, поедем в другое, — ответил Курман.
— А к Василию?
— Как же, заедем. Разве можно не поесть у него меду, яичек? — Саадат первый вышел из юрты.
Василий приехал из Каракола восемь лет назад и с тех пор осел на этих землях, завел хозяйство. Теперь у него сто шестьдесят ульев, сто коров, двести голов овец и коз, породистые лошади, крупные упитанные волы с большими лысинами на лбу. Василий перенял многие киргизские обычаи, даже его маленькие дети говорят по-киргизски. Он пользуется доверием и уважением местных жителей. Почтенные аксакалы обращаются к нему за советом, когда нужно решить спор между родственниками, покончить с междоусобицей. Ни один той не обходится без Василия. И в обычные дни аксакалы — заправилы аила любят показать свое гостеприимство, сами тоже часто бывают у него в гостях. Особенно дружен Василий с Киизбаем и Отором. Накануне каждого мусульманского праздника через своих работников он посылает друзьям — киргизским баям — меду, яиц, белых булок, а в праздник, нарядившись, садится на своего светло-серого иноходца и объезжает всех знакомых с поздравлениями. Потом, вернувшись домой, ждет гостей из аилов, радушно встречает их, угощает на славу, и никто не уезжает от него без подарка.
…Смуглый мальчик хмуро смотрел на дорогу, прислонясь к почерневшей старой юрте. Послышались веселые, возбужденные голоса, и из-за поворота показались всадники… Мальчик, узнав Саадата, Сапарбая, Осмона и Курмана, почему-то тяжело вздохнул, опустил полные слез глаза и стал смотреть на свои потрескавшиеся ноги.
— Здравствуйте! Да принесет вам радость этот праздник! — поздравил Сапарбай старуху, которая стояла рядом с мальчиком, вытирая подолом ситцевого платья катящиеся из глаз слезы.
Она неохотно ответила:
— Да будет так, дорогой.
— Что это ваш мальчик так надулся? — спросил Саадат.
— Отец у него умер.
— Ведь это было несколько лет назад.
— Сегодня он умер вторично.
— Разве люди плачут в праздничный день?
— Тот, на чью долю бог послал одни слезы, и в праздники плачет. — Старуха тяжело вздохнула. — Пируют и веселятся те, кто живет в достатке, у кого есть конь, одежда…
Она замолчала. Сытым, богато одетым людям сейчас никакого дела не было до горестей бедной вдовы и ее сына. Они, так же беззаботно разговаривая, поехали дальше.
Встречать их вышел сам Василий. Но огромные волкодавы так громко залаяли, будя эхо в окрестных горах, что нельзя было расслышать приветственные слова. Старший сын хозяина Николай разогнал собак огромной палкой.
— Амансызбы, хозяин?
— Аман! Аман!
— Встречайте, приехали к вам веселиться.
— Слезайте, дорогие гости, с лошадей, проходите в дом! — приглашал Василий.
Коней привязали в тени у сарая.
Между домом и амбаром Василий сделал навес и устроил под ним летнюю комнату. Посередине стоял большой стол, справа — высокий деревянный ларь для муки, слева на стене висела сбруя. Гости, сняв шапки и оставшись в одних тюбетейках, сели за стол. Здесь все дразнило аппетит: сдобные булки, печенье, копченое мясо, сыр на тарелках, масло, мед, сметана, всевозможные сладкие и горькие напитки. Василий с важным видом поднялся.
— Ну, дорогие гости, отведайте и наших праздничных кушаний. Попробуйте сыр. Он вкуснее и дороже сливочного масла. Это голландский.
— Хозяин, — Саадат хитро улыбнулся, — кажется, сыр приятнее есть после горькой водички?
— Верно, верно. Если разрешит молдоке, можем налить и горькой.
— Молдоке сказал, что тот, чьей руки коснулась свинья мордой, должен умыться водкой. Значит, можно.
— Мусульманину в праздничный день выпить водки в доме русского разрешается.
Поднялся смех.
— Ведь русский бог не против водки?
— Ешьте хлеб с медом и маслом. Попробуйте наши боорсоки, — потчевал Василий.