— Немедленно! Эрисе! — прохрипел генерал, вскакивая с кушетки.
— Храни бессмертные! — вскрикнул мальчишка, уже скатываясь вниз по ступеням.
Генерал заковылял так быстро, как мог, но вдруг ноги перестали слушаться, он прислонился к косяку, не в силах шевельнуться.
— Розы и ирис… — выдохнул Сархэ. — Он пошёл на бой со смертью. И ты — ты! — ты знал, и… Дикари! — прохрипел Сархэ и сбежал по лестнице.
Генерал наконец сумел разжать обод, стиснувший грудь, с трудом выдохнул, вздохнул резко и судорожно, и заспешил на задний двор. В его ушах пела свирель, возносилась к небесам трелями, обрывалась и затихала, по старым щекам бежали слёзы. Вайде, ты ещё можешь плакать, глупец! Что толку? Схватка со смертью!.. Поединок, у тебя кинжал, у смерти меч, дерись, если хочешь жить. Скорее же, скорее! Отчего не слушается нога? Вот, наконец…
Обмер. Поздно: собрались, склонились над телом, вот, огни трепещут.
— Вайде! Вайде, — хриплый голос Сархэ. — Линэх ранен в плечо, у Рыжего распорот бок.
— Рыжий? Как?
— Живой наш капитан, Вайде. Вам повезло.
Между лилово-серым, нависшим небом и неспокойным простором моря носился ветер, поднимая седые волны, словно всадников по тревоге, и разбивал их об утёсы вражеских крепостей. Море шумело и пенилось, деревья прижимались к земле, и по песчаному берегу пролетали сорванные листья и сломанные ветки. Нависшие, тяжёлые тучи против воли покорились буре, и секущий, холодный дождь хлынул с небес, словно затаившиеся до поры лучники дружно выпустили разящие стрелы.
Сжав на груди руки, ссутулившись, пытаясь закрыться от непогоды высоким воротником плаща, вдоль берега одиноко брёл мужчина. Его плащ то разлетался в стороны вороньими крыльями, то распахивался, то прижимался к спине и путался в ногах, тёмные волосы метались, мешали смотреть, пока не намокли и не прильнули к голове, закрывая неряшливыми прядями высокий лоб. Он шёл и шёл, медленно, без особой цели. Камешки едва ли слышно похрустывали под подошвами сапог. Один раз, когда ветер завыл особенно пронзительно, так что голос его стал походить на птичий крик, мужчина вскинул голову и долго всматривался в глубину ненастного неба.
До поры, пока он совсем не замёрз и не продрог — до нитки мокрый, на холодном ветру, — ему чудилось, что волшебство Велемировичей вновь ожило в нём, и ласковое ещё вчера море, нахмурилось и рассердилось, отражая смуту его души. Он твёрдо знал, что это вздор, но наваждение длилось, тянулось и пугало, не давая решиться. Ему казалось, что таким же мороком, застывшей перед глазами пеленой, прельстилась обезумевшая Дремчуга, грезящая прошлым. Гордые волшебники со звучными именами на Се-Ра давно выжили из ума. Последнему слепцу, бродячему скомороху было ясно, думал он, и ветер разносил обрывки его мыслей, что правящие Среброгорящей развратные старики если и понимают в чём-то толк, то исключительно в толковании староотеческих наставлений, в преданиях и рукописях, в хорошем, поставляемом с юга за полновесное золото, густом красном вине и пряностях, в наложниках и наложницах, от чьих духов порой не продохнуть в княжеском дворце.
Пушки и ружья решают теперь войны! Хороший порох нужен воеводе куда как больше, хорошего колдуна. Дремчуга словно спит и не может проснуться, стряхнуть с себя надоедливый, тяжёлый сон, вырваться из парчового, расшитого золотом болота, которое затянуло даже княжича! Наследника престола! Единственного, кто смыслил в военном деле, надежду молодых бояр! Теперь княжич зовётся Альрех-Тинарзис — отрёкся от имени, от наследства, от престола, поддавшись могильному обаянию душной роскоши дремчужских колдунов. Значит, придётся справляться без него. Нужно налаживать производство, создавать военные училища, готовить войско — сейчас! Или будет слишком поздно, и на расцветшую новым цветом Среброгорящую снова ступит нога завоевателя.
Мысли носились в его голове, и ветер выл и кружился, нещадно хлеща дождём. Молодой Велемирович вздрогнул, когда услышал словно бы птичий крик, пронёсшийся над морем. Он вскинул голову и стал искать, не находя, очертания перепелятника, затерявшегося среди туч и волн. Но перепелятника не было в ненастном небе, а буря не была покорна человеческой воле. Волшебство ушло, и значит не путанные слова высокого Се-Ра, но трезвый разум нужен Дремчуге.
