— А не могло и в этот раз произойти нечто подобное?
Я заглянул ей в глаза. Они были зелено-голубые, как ледник. Я сказал:
— Если уж быть совсем откровенным, фрекен Борг, такое в принципе могло произойти. Но про данный конкретный случай — не знаю, не уверен.
Она слегка кивнула с видом, будто ее худшие предчувствия оправдались.
— Скажите, он когда-нибудь вам жаловался на… сложности взаимоотношений с Вибекке?
На ее лице разыгралось сражение между чувством долга и личной неприязнью к Вибекке. Она наморщила свой прекрасный лоб и вдруг стала похожа на десятилетнюю девочку.
— Да, в тот вечер, в Фёрде…
— Когда был юбилейный обед?
— Да. Мы сидели в баре и разговаривали немного более откровенно, чем обычно. Свейн и я. Харальд уже исчез с какой-то женщиной. Ну… которую он встретил в этом баре. Поэтому мы и болтали о таких вещах. Понимаете, Харальд с какой-то красоткой… Ну, мы и разговорились о том, как это ужасно, когда кто-то один не отказывает себе в удовольствии, так сказать, «на стороне», а другой остается из-за этого в одиночестве. Или даже не знает, что его обманывают…
— Похоже, что у Вибекке и Свейна так и получилось? — спросил я самым бархатным голосом.
— Да. С ним это и произошло, — сказала она, и на ее глазах вновь выступили слезы.
— А его поведение было исключительно порядочным, или…
— Как вы можете? — Она разгневанно посмотрела на меня и покраснела. — Естественно!
— Да, конечно, но… Вы же сами сказали, что он много ездил. А ведь красивые женщины в барах бывают не только в Фёрде.
— Нет-нет!.. Однако он, насколько я поняла, разговаривая с ним тогда, совершенно измучился. А сам-то Свейн был не такой. Иначе я бы заметила. — И снова взгляд вдаль, и едва заметное движение головой — как будто она украдкой от всех остальных любовалась на себя в зеркало.
— Значит, у нее был другой? Он точно об этом знал?
— Точно! Он… Не понимаю, какое дело охране детства до всего этого… Разве только… они же вместе несли ответственность за Яна-малыша. И я думаю, это мучило его больше всего остального: что станет с ребенком, если Вибекке его бросит.
— Зря расстраивался! Он же был мужчина в самом расцвете сил. Наверняка нашлась бы женщина, готовая поддержать его в трудную минуту.
Актриса вышла отыграть заключительную сцену и выдать свою последнюю реплику: секунду она сидела с закрытыми глазами, как будто хотела отогнать от себя все ужасы этого мира, а когда открыла глаза, то уже овладела собой на все сто процентов.
— Могу я еще чем-то вам помочь, господин Веум?
— Нет, я думаю. Не сегодня.
У меня вертелся на языке еще один вопрос, но я оставил его при себе. В конце концов, у меня не было никакого права его задавать. Вопрос о том, удалось ли ей хорошенько утешить его в тот осенний вечер в Фёрде.
Время, отведенное мне на расследование, вышло. Никаких оправданий ни для себя самого, ни для других я найти больше не мог. Мне ничего не оставалось, как только сжать зубы и отправиться к Муусу, в самое логово льва — Бергенский департамент полиции, заново отстроенный в 1965 году.
Из телефонной будки возле него я позвонил Хансу Ховику, который подтвердил то, к чему я уже был готов как к неизбежному. Он и Марианна сошлись во мнении: теперь единственный выход — госпитализация. Марианна и один из сотрудников Ханса отвезли Яна-малыша в детское психиатрическое отделение в Хаукеланде.
— А у тебя как дела, Варг? Как ты себя чувствуешь?
— До некоторой степени чувствую себя отбивной, а так ничего.
— Ну-ну. Поправляйся.
Я поблагодарил и положил трубку.
На посту охраны мне подтвердили, что инспектор на месте, и я поднялся на лифте на четвертый этаж, где находился его кабинет с видом на Домкиркегатен. Муус восседал за своим столом, свирепый, как матрона на заседании миссионерского общества. Когда я появился в дверях, он, казалось, не мог поверить, что видит меня не во сне.
— Ну? — прорычал он. — Что угодно?
Я кротко улыбнулся и сказал:
— Пришел сделать чистосердечное признание.
— Ты тоже?
— А что, у вас много желающих?
— Выкладывай! — рявкнул он.
— Когда мы увозили Яна-малыша с места гибели Скарнеса в Хаукендален, он кое-что сказал мне перед тем, как сесть в машину.
