Она быстро отыскала нужную папку в шкафу с архивными документами и положила ее передо мной на стол.
Что ж, никаких сюрпризов там не было. На мгновение сердце у меня в груди ухнуло вниз, как свинцовое грузило в мутной воде, — я был прав: это он.
Бумаги были составлены бюрократически сухим языком. Первое, что сразу бросилось в глаза, — это новое второе имя мальчика.
Скарнес Ян Эгиль. Дата рождения 20.07.1967. Мать Ольсен Метте — дата рождения 23.03.1946, отец неизвестен. Усыновлен в июне 1971 г. Скарнесами Свейном — дата рождения 03.05.1938 и Вибекке — дата рождения 15.01.1942.
По документам выходило, что мальчик попал к приемным родителям в октябре 1970 года. В папке находились и два медицинских заключения. В первом, сделанном в августе 1970-го, говорилось, что ребенок был истощен и имел серьезные нарушения в эмоциональном развитии. Во второй бумаге, составленной в декабре 1973-го, отмечалось значительное улучшение физического состояния — нормализация веса, однако указывалось на многочисленные симптомы так называемых «адаптационных нарушений». Мальчик был беспокойным, гиперактивным, импульсивным и постоянно требовал к себе внимания.
Не надо было обладать мудростью царя Соломона, чтобы убедиться, что главными фигурами во всей этой истории были две его матери — настоящая и приемная. Вопрос был в том, удастся ли их разыскать. И с этим вопросом я отправился в наш с Сесилией кабинет, в котором, несмотря на то что он за нами числился, мы бывали довольно редко.
Первый звонок был в полицию. По моей просьбе к трубке позвали инспектора Мууса.
— Да, я слушаю.
— Это Веум. Есть новости?
— Что вам нужно? — спросил инспектор после короткой паузы.
— Я хотел бы узнать… Вы нашли ее? — И поскольку реакции никакой не было, мне пришлось добавить: — Вибекке Скарнес.
— А-а, Вибекке Скарнес! — протянул он с сарказмом. — Никак нет, Веум. Мы пока ее не нашли. Вы, насколько я понимаю, тоже.
— Нет, пока мне не удалось на нее выйти, и я…
— И слава богу, — перебил он меня. — Тем лучше для вас. Что вас еще интересует?
— Ничего. Пока.
— Ну а раз ничего, то я надеюсь, Веум, что вы теперь займетесь своими делами, — рявкнул он и бросил трубку.
А я стал набирать следующий номер в моем списке. Это был телефон Карин Бьёрге, моей подруги, работавшей в Департаменте регистрации населения. Как-то мне удалось найти ее сестру, которая сбежала в Копенгаген, и даже наставить девочку на путь истинный. С тех пор я могу к ней обращаться за любой помощью, как сказала Карин. А глаза ее при этом светились такой преданностью, что можно было подумать — на мне сошелся клином белый свет. И я не раз пользовался ее любезностью, и она делала все, что было в ее силах, — быстро, четко и старательно. Так что иметь верного друга в таком департаменте — совсем неплохо.
Она быстро выяснила, что Метте Ольсен живет теперь в доме на улице Дага Хаммаршёльда в районе Фюллингсдален, который от центра Бергена отделяет автомобильный туннель.
— Думаю, это многоэтажка, — добавила Карин.
— Слушай, а не поищешь мне еще адрес Терье Хаммерстена? — спросил я.
Через пару минут она ответила:
— Так. Последний адрес — окружная тюрьма Бергена. Но тут нет даты. А вот последнее место регистрации — Мёхленприс, улица Профессора Ханстена. И тут стоит отметка — «аннулировано».
— Ладно, я разберусь, спасибо большое.
После этого я позвонил в собес и нарвался на Беату.
— Ну что там у тебя еще? Послушай, Варг, у меня тут дел выше головы, давай после работы созвонимся.
— Я как раз по делу.
— Ах вот как? — язвительно отозвалась она.
— Да. Мы ищем человека, который, судя по всему, должен быть у вас в базе данных.
— Фамилия?…
— Хаммерстен, Терье. Можешь пробить его у себя?
Она глубоко вздохнула, но я услышал в трубке, как она встала из-за стола, а сразу после этого — звук открывающегося канцелярского шкафа и старательного перелистывания бумаг в толстых папках, как будто стая птиц тяжело захлопала крыльями.
— У него подписка о невыезде без особого разрешения властей.
— А адрес?
— Только доверенного лица.
— И кто же это?
— Метте Ольсен, улица Дага Хаммаршёльда.
— Спасибо. Увидимся.
