Счастье зашевелилось и забулькало и внутри меня, словно котлом была моя голова, а водой — чувства.
Земля ушла из под моих ног, и я воспарила в радости, любви и голубых пузырьках.
А потом голова у меня закружилась, и желудок взбунтовался.
— Зои! Перестань! Хватит! Опусти его! Опусти!
Я поняла, что Старк кричит на меня и пытается отобрать у меня Камень Провидца. Я опять почувствовала под ногами твердую землю. Голубые пузырьки исчезли, и радость испарилась, оставив меня разбитой, опустошенной и взволнованной.
Я выронила камень как раз вовремя, чтобы наклониться и извергнуть содержимое своего желудка рядом с деревом.
— Вce нормально! Все нормально! Я рядом, Зет. Все хорошо! — Старк придерживал мои волосы, пока меня выворачивало наизнанку.
— Старк? Зои?
К нам шла Ленобия. В ее запыхавшемся голосе слышалось беспокойство. Я поняла, что Тревис идет за ней, на ходу спрашивая, что случилось. Но я не могла ответить, так как меня по-прежнему тошнило.
— Зои? Богиня, нет! — Волнение Ленобии усилилось стократ, когда она поняла, что меня рвет.
— Она не отвергает Превращение! Все нормально! — успокоил ее Старк, а я взяла у него еще одну салфетку и вытерла рот. Наконец успокоившись, я прислонилась к дереву, смущенная и шокированная. Серьезно, ненавижу блевать!
— Тогда что это было? Почему тебя тошнило?
Старк и Ленобия помогли мне дойти до кованой железной скамьи неподалеку от большого дерева.
— Привести кого-нибудь? — спросил Тревис.
— Нет, — быстро сказала я. — Все нормально. Мне уже полегчало. — Я вопросительно посмотрела на Старка.
Он кивнул.
— Что бы ты не увидела, расскажи ей. Ей мы доверяем.
Я перевела взгляд на Ленобию.
— А вы доверяете Тревису?
Ленобия не колебалась:
— Даже собственную жизнь!
Высокий ковбой улыбнулся и придвинулся ближе к ней. Они соприкоснулись плечами.
— Ладно, вот что случилось: мой Камень Провидца начал нагреваться. Когда Тревис вышел из такси, он прямо-таки раскалился. Старк был здесь, и мы решили посмотреть в отверстие в камне, ну… на вас, чтобы я разобралась, что вообще он мне показывает. И я посмотрела на вас двоих…
— Камень Провидца? — переспросил Тревис. Было непохоже, что он напуган. Скорее, просто заинтересован.
— Это древний магический талисман, который Зои подарила королева вампиров, — объяснила Ленобия. — И что же ты увидела?
— Ну, ничего, кроме вас двоих, пока вы не поцеловались, — смущенно призналась я. — Извините, что подглядывала!
Тревис улыбнулся и забинтованной рукой обнял Ленобию за плечи.
— Если бы все было так, как хочу я, маленькая мисс, вы бы часто видели, как я целую эту красавицу!
Я ждала, что Ленобия пронзит его своим смертоносным взглядом, но она с обожанием посмотрела на ковбоя, прижала ладонь к его груди над сердцем и осторожно положила голову ему на плечо. И повторила:
— Так что же ты увидела во время нашего поцелуя?
— Тревис превратился в здоровенного чернокожего парня, а вы — в молодую копию себя. А вокруг вас порхали воздушные голубые пузырьки счастья. Уверена, это были какие-то духи. — Мои глаза округлились. — Вообще-то, теперь эти пузырьки напомнили мне океан. Хм. Странно. Короче, они окружили меня, оторвали от земли и поместили в голубой бурлящий счастьем океан. Извините. Знаю, звучит по-идиотски.
Я затаила дыхание, ожидая, что Ленобия рассмеется, а Тревис фыркнет.
Но они не сделали ничего подобного. Вместо смеха Ленобия заплакала. Ну, то есть, по-настоящему. Выдавая ровно те же всхлипы и сопли, что бывали у меня в моменты душевного расстройства.
Тревис просто крепче обнял ее. Он смотрел на Ленобию как на воплощенное чудо.
— Мы были знакомы прежде. Вот почему рядом с тобой я чувствовал себя дома.
Ленобия кивнула. И сквозь слезы сказала мне:
— Тревис — мой единственный человеческий Супруг, моя единственная любовь, которая вернулась ко мне спустя двести двадцать четыре года. После его смерти я дала обет никогда не влюбляться, и исполнила его. Мы встретились и полюбили друг друга в море, на корабле, на котором плыли из Франции в Новый Орлеан.
— Значит, Камень Провидца показал мне правду?
— Да, Зои. Чистейшую правду, — сказала Ленобия, уткнулась лицом в грудь Тревиса и зарыдала в его объятиях, выпуская наружу боль двух веков ожидания, утрат и боли.
